Капитан Соколин - [7]
Однажды он попал в расположение красноармейского батальона. Его встретил докладом молодой командир батальона капитан Соколин. И Дубов даже не знал толком, как ответить.
Он стоял перед капитаном, мучительно краснея за свой растрепанный вид, за гимнастерку с пятнами от оружейного масла и не совсем свежий воротничок.
Сделав в части доклад о международном положении, Дубов осматривал красноармейские палатки.
Вернувшись к себе, он прежде всего сорвал старый воротничок и аккуратно подшил новую белую полоску.
В этот день Дубов бросил гранату на три метра дальше обычного.
К Кондратову Дубов сначала решил не ходить Обиделся. Но комдив вызвал его. Пришлось подчиниться…
Домик Кондратова помешался близ штаба дивизии. Вся терраса была оплетена хмелем и какими-то необычайно пышными красными цветами.
На террасе стоял большой стол. Электрическая лампа под голубым абажуром ярко освещала книги, карты, бумаги. Когда подошел Дубов, Кондратов, склонясь над картой, размечал что-то большим красным карандашом, напевай вполголоса.
Опавшие листья заглушала шага Дубова.
— Разрешите зайти, товарищ комдив? — почтительно, не без иронии, спросил Дубов.
Кондратов вскинул голову, сощурил глаза и весело рассмеялся.
— Заходи, заходи, бравый дежурный.
Комдив перескочил через перила террасы («До чего все-таки ловок этот Андрей!» мелькнула завистливая мысль у Дубова) и сжал Павла в своих крепких объятиях.
— А рапорт, однако, отдавать надо, товарищ комиссар. Жалуется на тебя «Борода».
— А рапорт, однако, отдавать надо, товарищ комиссар.
Они сидели на террасе, пили горячий крепкий чай. (Помнил Андрей Кондратов, что такой именно, почти черный чай любил Паша Дубов).
В этот вечер они вспоминали о боях, о далекой тайге, о быстрых дальневосточных реках, и о том, как слетел однажды с коня вместе с седлом Дубов, не заметив, что ослабла подпруга, и как пел эскадронный запевала Снегирев, и как крепко влюбился Андрей Кондратов в посьетскую черноокую кореянку.
А потом друзья пели вполголоса старую свою любимую песню, которую так здорово запевал в эскадроне Снегирев.
начинал комдив Кондратов.
подтягивал директор Дубов.
Дежурный по лагерному сбору комбат Соколин, проходя по командирскому городку, увидал огонек в домике комдива, услыхал песню и с удивлением долго вглядывался сквозь листву в крупные расплывчатые силуэты командиров.
…На десятый день Дубов получил сразу два письма. Первое было от сына.
«Отец, — писал Дмитрий большими прописными буквами. — привизи мне патроноф и маленькую пушку… и еще Варашилафский значок».
Дубов два раза с улыбкой прочел это нехитрое письмо.
Второе письмо было с завода. Вася Штыбов сообщал ему, что пустили печь. Плавка прошла хорошо, был секретарь обкома и другие гости. Рабочие и он, Вася, шлют Павлу Федоровичу горячий привет и желают успеха в его военных операциях, и пусть он не беспокоится за завод: дела идут подходяще.
Лагерный сбор комиссаров выделил делегацию для приветствия открывшейся партийной конференции.
Возглавлять делегацию было поручено Дубову.
В этот день он долго чистил сапоги и даже сходил в портняжную мастерскую — выутюжить гимнастерку.
Девять делегатов построились перед палатками, и начальник сбора полковник Седых устроил им смотр. Смотр этот обидел Дубова. Сколько раз он ездил на партийные съезды, а тут осматривают, как мальчишку, можно ли, дескать, в свет выпустить.
— Прямее держитесь, товарищ Дубов, — подошел к нему «Борода». — И потом пояс у вас не на месте.
Дубов едва сдержался, чтобы не ответить ему, но смолчал, Дисциплина… Пояс он все-таки поправил.
…Дубов получил слово вскоре после открытия заседания. Теперь уже он, совсем как Седых, пытливо оглядел предводимую им восьмерку.
— Сми-и-рно!.. — скомандовал он протяжно.
И девять человек в красноармейской форме застыли на трибуне.
Директоры заводов, секретари партийных комитетов, писатели и редакторы были среди этих девяти. Их знали люди, сидящие в зале, знали по сводкам, по статьям в газетах, по выступлениям на предыдущих конференциях.
Необычное появление их в армейской форме и бравый, воинственный вид вызвали дружные хлопки всего зала.
Дубов заметил, как удивленно привстал Серго, а Климент Ефремович посмотрел в сторону делегации и шепнул что-то такое, от чего Серго покачал головой и засмеялся.
Первый раз за многие годы Дубов так сильно волновался, произнося слова приветствия. Он все боялся, как бы не показаться смешным и не подвести Красную армию.
…Напряженно вслушивался Дубов в речь маршала. Ему казалось, — никогда еще так остро не воспринимал он речь народного комиссара обороны.
Когда нарком кончил, все делегаты встали и пели «Интернационал», пели горячо и вдохновенно.
И Дубов был горд, что представляет здесь, на конференции, ту великую Красную армию, о которой говорил маршал.
После, сидя уже в зале, рядом с товарищем, директором соседнего завода, он с интересом выслушивал областные новости.
Вдруг тот замолчал в посмотрел в сторону президиума.
— Наш-то нарком, — сказал он Дубову, — вашему на тебя указывает.
Дубов поглядел на сцену. Серго с Ворошиловым оживленно о чем-то толковали, поглядывая в его сторону.
