Капитан Соколин - [5]
Он вернулся домой, когда серел горизонт. Утро обещало быть туманным.
…А Гале Сташенко снились они оба — Саша Соколин и Андрей Васильевич Кондратов. Оба они сидели с ней в машине. Под ними была огромная земля. Галина слышала рокот моторов. Десятки машин поднимались в воздух вокруг нее. Скоро они заняли все небо. Они летели все выше, все быстрее… И впереди она, Галя.
Глава третья
Последние два года Павел Дубов почти не покидал завода. Не ездил даже в отпуск. Да и в командировках больше недели никогда не задерживался.
Сейчас на заводе готовились к пуску нового мартена. Печь была сконструирована его воспитанником, молодым инженером Штыбовым. Дубов с больший нетерпением ждал первой плавки.
И вдруг… нужно уезжать перед пуском. И уезжать не на день или, там, два, а на полтора месяца…
Сначала, получив повестку, он раздраженно и даже сердито прочел ее, перечел и, смяв, бросил на стол. Повинуясь первому порыву, тут же схватил трубку.
— Ты что же это, Сергей Петрович! — сердито увещевал он военного комиссара. — У меня самая страда. У меня — печь пускать, а ты меня в солдатики играть посылаешь!
…Дубов долго сидел в тот вечер в своем кабинете.
Он вспомнил, как много лет назад со своим эскадроном, рядом с Андрюшей Кондратовым въезжал в этот город. Это были тяжелые годы для страны, но насколько меньше забот у него было тогда! И о печах Дубов ничего не знал… И был он сам молодой и легкий.
А теперь он директор, у него завод, печи, тракторы и — одышка. Врачи посылают его в Кисловодск, он не слушает врачей…
Дубов поднялся и прошелся по комнате. Распахнул окно. У самого окна цвела липа. Легкий ветерок занес ее запах в кабинет директора.
Когда они входили тогда в город, тоже цвели липы. А что, если впрямь поехать?.. Воздух… Палатки… Опять по-старому, точно и не было семнадцати лет. Нет, были… И свидетели есть тому: и лысина и седина у висков.
Вот Кондратов здорово сохранился. Совсем молодой.
Им там, в армии, Климент Ефремович стареть не дает… Молодец Андрюша — прилетел навестить старого друга! Дубов вспоминает высокую статную фигуру комдива. Сколько дорог вместе исхожено! Сколько врагов порублено? А что, если…
…Он зашел в красный уголок литейного цеха. Большее зеркало в глубине отразило его плотную, тучную фигуру. Подошел к зеркалу (благо в комнате никого не было), долго и угрюмо смотрел на себя.
У печи, как всегда, находился Штыбов.
— Вот, — сказал Дубов подходя. — уезжаю, Вася. Без меня будешь печь пускать.
Штыбов удивился:
— Как? Куда? На курорт, Павел Федорович?
— На курорт. — согласился Дубов, — Почти на курорт… — Он показал смятую бумажку.
— Да неужто без тебя там не обойдутся? — возмутился Штыбов. (А самого уже волновала мысль: «А ну-ка, пущу печь без Дубова! Еще как пущу-то! А потом покажу ему: „Ну, Павел Федорович, подросли малость, а?“»).
— Не обойдутся, Вася. — сказал Дубов, — Не обойдутся. Надо ехать. Это, брат, штука серьезная. Не в солдатики играть.
Дома Павел Федорович вынул из ящика наган и, взяв масло от швейной машины, стал сосредоточенно чистить.
Митя, обрадованный приходом отца, вертелся около него.
— Бот, брат Митя, — сказал Дубов, протирая барабан, — кобуру ты мою невесть куда забросил. А мне в армию надо ехать.
— И я поеду, отец. Ладно?
Он притащил свой пугач я тоже протирал его тряпкой.
— А у тебя сколько будет ромбов?
— Один.
— Один… — разочарованно протянул Митя, — Мало!.. А Чапаевым еще лучше быть, — вдруг глубокомысленно сказал он.
— Тише ты, Чапаев, — усмехнулся отец: — масло чуть не опрокинул.
— А я, — мечтательно продолжал Митя. — я хочу быть Петькой.
— Каким Петькой? — удивился Дубов.
— Что в «Чапаеве», молодой… Знаешь что? Ты будь Чапаевым, а я — Петькой…
Когда вернулась мать, она увидела под столом ноги и «Чапаева» и «Петьки». Отец с сыном ползали по всему полу, разыскивая барабанную ось, которую нечаянно уронил Митя.
«Чапаевым», еще с прошлого года был Степа Пеньков. Его «чапаевских» прав никто не оспаривал.
Все знали, что брат Степы — лейтенант. Однажды он даже притащил приехавшего в отпуск брата в отряд, и тот провел с ребятами беседу о Красной армии. У лейтенанта Пенькова к гимнастерке был приколот значок ворошиловского стрелка второй ступени и маленький голубой эмалированный парашютик. И отблеск славы лейтенанта ложился на Степу. Кому же и быть Чапаевым, как не ему!
Чтобы закрепить свой авторитет, Степа рассказал о том, как он был однажды в Москве на параде, познакомился у брата в полку с самим товарищем Ляпидевским, Героем Советского Союза. И товарищ Ляпидевский обещал, пролетая во время парада над Красной площадью, махнуть ему, Степе, рукой с самолета.
— И что же, махнул? — напряженно спрашивали ребята.
— Кажется, махнул, — смущенно отвечал Степа, не решаясь фантазировать дальше. — Да их иного было, самолетов. Разве разберешь! Наверное, макнул.
Сегодня у реки разыгрывался последний бой Чапаева. Чапаевский ординарец и друг Петька, он же Митя Дубов, неожиданно вышел из повиновения.
— Сегодня я буду Чапаевым, — решительно заявил он.
— Ты?.. — презрительно сказал настоящий «Чапаев» — Степа — и засмеялся. (А за ним засмеялся и весь отряд.) — Ты?..
