Капитан Соколин - [6]

И тут, чтобы разом прекратить всякие возражения, Митя выпалил:

— А мой отец идет в Красную армию! И у моего отца одна ромба!

Это сенсационное сообщение оглушило ребят. Только самый маленький, Лешка Филатов, пропищал:

— Одна… Подумаешь!.. А у Степкиного брата две…

На это Митя даже не ответил. Каждый боец Чапаевского отряда знал, насколько ромб выше и двух и трех квадратов.

Степа почувствовал, что приходит конец его могуществу. Но он еще не сдавался.

— А может, врешь? Ты смотри, Митька. Ромб! Откуда у твоего отца ромб? Что он — директор, так это для нас ноль. Ходил, ходил в пиджаке, и вдруг сразу ромб! Так не бывает. Надо в военных академиях учиться и белых бить, чтоб ромб. Хоть кого хочешь спроси.

Митя чуть не заплакал от такого недоверия.

— А вот сам увидишь. А белых отец бил. Он мне рассказывал. Я его даже хотел в отряд привести. Только он занят.

— И приведи. Пусть покажет ромбу.

— И приведу! А Чапаевым сегодня я буду.

Мнение отряда раскололось. С одной стороны, ромб. Но, с другой стороны, заслуженный Степкин авторитет. И опять же брат — лейтенант.

После долгих споров пришли к компромиссу. Пусть Митька приведет отца с ромбом в отряд, тогда будет видно. А пока что он получает повышение. Из Петьки в Фурманова. И Фурманову разрешалось спасти Чапаева из реки.

Бой разгорелся вовсю. Новый Петька (Леша Филатов) героически отстреливался от наседавших врагов. Мелкая поселковая речка становилась бурным Уралом. И мокрый Фурманов выносил на другой берет своего израненного друга.

3

Самым тяжелым препятствием был забор. Павел Федорович подбегал к нему, хватался за верхнюю доску и пытался вскинуть вверх свое грузное тело. Но все попытки оказывались тщетными.

Ноги беспомощно ерзали по забору, руки покрывались ссадинами, и казалось, нет никакой возможности перескочить на ту сторону.

Однажды ему удалось оседлать забор.

Тяжело отдуваясь, он сидел, крепко сжимая его шенкелями, точно норовистого скакуна. Очередной «прыгун» уже мчался к забору. А Дубов все не мог оторвать ноги и спрыгнуть вниз.

Врач освободил его от многих занятий, но он решил не отставать от других. В немногие свободные минуты он сам уходил в спортгородок и там в одиночестве, крепко охватив турник, упражнялся до полного изнеможения.

Он был избран парторгом сбора и не мог плестись в хвосте.

Рано утром комиссары выстраивались у палаток. Через лагерь шли в столовую. Однажды ему пришлось вести весь сбор. Он подтянул живот, строго оглядел свой отряд и скомандовал совсем по-боевому: «Шагом арш!»

И нужно же было, чтобы на дороге встретился им начальник сбора полковник Седых. Инстинктивную неприязнь к нему почувствовал Дубов с первой встречи. Полковник критически осмотрел вразброд шагавших комиссаров и остановил Дубова.

— Плохо ходите, товарищи комиссары, — недовольно сказал начальник. — Разговариваете. Путаете ногу. Неудобно, товарищи. Обращаю ваше внимание.

Он был очень высок, и в лагерной стенгазете нарисована была карикатура, как Седых вместо прыжка прямо переносит ногу через забор. Когда он с кем-либо разговаривал, он поневоле глядел сверху вниз. Его пышная раздвоенная борода известна была всему гарнизону. В полку и командиры и бойцы, говоря о начальнике между собой, так и называли его: «Борода». Комиссаров он вообще недолюбливал, считал их глубоко штатскими людьми и к их военной учебе относился скептически.

— Можете вести, товарищ Дубин, — приложил полковник руку к пилотке.

И Дубову показалось, что он нарочно спутал его фамилию и говорил с ним свысока и пренебрежительно.

В обед сам начальник лагерей комдив Кондратов вместе с полковником посетил палатки комиссаров.

Дубов был дежурным по сбору. К Кондратову он собирался забежать с первого дня своего прихода в лагеря. Рассказать он хотел ему о многом. И о том, как решил он пойти на сбор, и о деньках прошлых вспомнить, и о порядках лагерных потолковать.

Теперь, увидев Кондратова на первой линейке, он рванулся к нему и протянул уже руку.

Едва приметная смешливая искорка блеснула в глазах комдива.

— Товарищ Дубин, — опять коверкая его фамилию, резко сказал полковник Седых. — начальник лагерей ждет вашего рапорта.

И Кондратов не оборвал полковника. Кондратов смотрел прямо в глаза дежурному и ждал.

Дубов побагровел. Он машинально поправил противогаз в поднял руку к пилотке. Рука его дрожала. Кругом, у палаток толпились комиссары. Они видели замешательство Дубова и с удивлением приглядывались к тому, что происходило на первой линейке.

— Смир-рно! — хрипло скомандовал Дубов. — Товарищ комдив, — глухим голосом представился он, — дежурный по сбору политсостава комиссар бригады запаса Дубов.

— Здравствуйте, товарищ бригадный комиссар, — пожал ему руку Кондратов (он еле сдерживал себя, чтобы не засмеяться — до того уморительный и растерянный вид был у Павла Дубова).

— Вольно, вольно… — махнул он рукой, заметив, что комиссары все еще стоят навытяжку.

— Вечером, товарищ дежурный, прошу зайти ко мне, — сухо приказал комдив Дубову. И только в глазах его опять мелькнула знакомая искорка.

Комдив остался недоволен состоянием комиссарских палаток. При очередном построении начальник сбора полковник Седых говорил о противогазах, которые висят вразнобой, о книжных холмах на полках, о койках. Сколько неприятностей доставляли эти койки Дубову! Никак у него не выходило с заправкой. По утрам он даже запаздывал в строй, управляясь с непослушным одеялом и обливаясь потом над горбящимся сенником. Сколько времени и нервов приходится тратить на эти мелочи!