Капитан Брамы - [46]

Местность за холмом открывала себя постепенно. Сначала я увидел плоскую серую степь, уходящую на многие километры. Степь казалась совершенно необитаемой. Но вот взгляд зацепился за нечто интересное — аккуратные кучки из плит и камней; возможно, очень небрежно сложенные домики. Впрочем, это могли быть и люки и шахты, и все что угодно.

— Мы пойдем на юго-восток? — спросил Капитан у Белодрева.

— Точно так, на юго-восток. В сторону вон того леса, где убили наших братьев. И дальше, к тем вон холмам на горизонте, где прячется от своего страха служитель Кон-Аз-у…, Василий.

Мой взгляд невольно скользнул на юго-восток. Там, очень далеко, виднелся лес. Перед лесом клубился неприятный темно-серый туман. Но до деревьев он не доходил. Лес просматривался четко, как на ладони. За лесом, на самом горизонте, шла волнистая линия холмов. В сторону севера линия плавно переходила в степной горизонт. На самой границе степи и холмов что-то мигало отдаленным желтым цветом.

Я догадался, или кто-то подсказал — в той стороне Алексеевка, значит, мигает та недостроенная солнечная станция на въезде. Это надо же, за столько километров!

— Отец Иван, — не удержался я, — смотри, даже отсюда ту солнечную станцию, на въезде в Алексеевку, видно.

— Точно. А самого села не видно.

— Наверное, холмы загораживают.

— Друзья, — воскликнул Пестрый, — ну вы опять не туда смотрите. Смотрите на юго-восток, на южную кромку холмов. Там наша и ваша надежда. Туда стремимся все мы. Там ваш рай-у.

К югу линия холмов обретала цветность, а затем резко обрывалась. Дальше шла как бы бездна, как бы отдельное от этого мира огромное пространство, заполненное ослепительным лазурным сиянием. Сияние ниспадало с самой юго-восточной кромки Небес, разливалось по лазурной бездне и расходилось по миру тонкими светящимися нитями и ослепительными лучами.

Ровно три луча протягивались в нашу сторону и падали на Серебряные Деревья. А там, откуда изливалось Сияние, я увидел белое-белое облако. Облако было небольшое, и в то же время, невероятно огромное — больше нашего мира, больше всех наших миров, вместе взятых.

Не в силах вынести свет Облака, я повернул взгляд чуть-чуть южней. И увидел, как лазурное сияние плавно переходит в пронзительную синюю гладь.

Море, — дошло до меня. — Море!

Увы, при приближении к нам, краски моря тускнели. Береговая линия проходила южнее нас, где-то километрах в пяти, семи. И там море было совершенно безжизненным, свинцово-серым. Серая степь плавно переходила в неподвижную и свинцовую гладь моря. От такой картины тоскливо заныло сердце.

— Какое разное море? — сказал я.

— Да, море разное, — подтвердил Клен. — На степном берегу море кажется мертвым, оттого что на него брошена тень с кургана. Но тень не так сильна, как о себе думает. К востоку море сбрасывает тень и становится все чище и светлее, пока, наконец, не приводит к другому берегу. Жаль, что вы не видите его так, как мы.

Повисло молчание. Стражи отрешенно смотрели на юго-восток. Брат и Пестрый блаженно улыбались. Клен что-то напевал. А потом Белодрев тихо вздохнул и сказал:

— Пора…

Спуск с холма оказался длиннее, чем я думал. Но склон не был таким уж крутым, как казалось с вершины. Аккуратная песчаная дорожка змеилась, изгибалась вдоль всего склона. В самых отвесных местах, прямо в земле, были вырезаны удобные ступеньки. Через полчаса, может чуть больше, мы достигли подножия холма. До дома Отшельника оставалось буквально метров пятьдесят.

Здесь, у подножия, «светлая завеса» была совсем незаметна. Ничто не рябило, не плыло в глазах. Так что дом Отшельника теперь был виден очень хорошо. Первое, что бросилось в глаза — солнечное веретено над небольшим островерхим куполком на крыше.

Дом был небольшой (если сравнивать с домами-замками на вершине холма), двухэтажный, из неведомого красновато-фиолетового полупрозрачного, воздушного материала. Дом казался легким, как пушинка и одновременно прочным, как алмаз.

Вокруг жилища было непривычно пустынно — песчаные дорожки, газоны и ни одного дерева. В этот момент, когда я обратил внимание на «пустынность» вокруг, из дверей вышел человек и направился к нам.

Тут же за нашими спинами раздался отдаленный грохот грома. И еще один. Подул свежий ветерок, и воздух наполнился почти осязаемым электричеством. Я ощутил приятные покалывания в области затылка и на кончиках пальцев рук.

Человек приближался — да, именно на человека он был похож гораздо больше, чем на стража!

— Вот и Отшельник нас встречает, — сказал Белодрев.

Отшельник одновременно напоминал древнего библейского пророка, колдуна и обычного крестьянина, пастуха овец.

На крестьянина делала его похожим одежда; был он в коротком и легком овчинном тулупчике, без рукавов, в белой рубахе и белых штанах. Босиком. А густая, косматая грива волос на голове, длинная седоватая борода и внушительный, странно изогнутый, чем-то схожий с молнией, посох в руках, превращали его не то в пророка, не то в колдуна.

Не доходя до нас метров двадцать, Отшельник остановился и, подняв для приветствия руку вверх, закричал низким и густым голосом:

— Эгей-гей! Кого я вижу?! Сюда, друзья, сюда!