Капитан Брамы - [45]

Серебряный замолчал. Мы тоже молчали. Внутри меня кипели смешанные чувства.

Ясно, что Серебряный намекал на борьбу христианства с язычеством. Да, мне тоже жалко священные рощи, безжалостно вырубленные христианскими миссионерами. Но что творили в этих священных рощах язычники (кишки врагов на священных дубах, принесенные в жертву младенцы).

Однако и с Серебряным трудно не согласиться. После всего, что я видел.

Боже, как все сложно!

Была ясная картина в голове — ведомые Духом Святым христианские миссионеры очищают мир от язычества. Идолы падают, христианство торжествует. Человек становится центром мироздания. Вчерашние фавны, друиды и прочие духи природы превращаются в бесов.

Деревья без души теперь просто древесина, животные — шерсть и мясо. Утилитаризм торжествует!..

Стоп! Причем здесь утилитаризм и христианство? Это же позже, это же после христианства! Безрелигиозная эпоха, эпоха Просвещения!.. Да, а почему тогда бездуховная эпоха стала возможна? Не оттого ли, что священные рощи вырубили. И где-то образовалась пустота… Какая крамольная мысль. Позже ее обдумаю…

— Не надо осуждать человеков, — подала голос Игуменья. — Натиск тьмы был слишком силен. Еще не известно как бы повел себя наш народ, если бы Кон-Аз-у… пришел к нам.

— Да, простите меня, — обратился к нам Серебряный, — я слишком стар и ворчлив. К тому же есть хорошие новости: наступает закат эпохи железа и смерти. Самим Кон-Аз-у… обещано, что человеки помогут нам, а мы человекам, прежде чем наступит конец и придет тот, кого так боится отец Василий.

— Вот почему, друзья-человеки, и существуют такие вот зоны, как Брама, и думаю, еще тысячи тропинок растут между нашими народами, для короткого союза. Прежде чем землю поработит тот, кого мы зовем у-ытрычх…

На этот раз слово звучало совсем по-особенному, контрастно. Прекрасный звук «у», (который у стражей больше звучит, как птичье «фьюу»), на фоне скрежета и смерти. Капитан повернулся к нам:

— Догадались, кого боится отец Василий? У-ытрычх, значит, антихрист.

— Я могу читать помыслы Василия! — воскликнула Легкая. — Дух тьмы внушает ему начать наступление на наши земли в ближайшие дни.

— Действовать будем быстро, — сказал Серебряный. — Завтра же утром надо выдвигаться.

Отшельник

Стражи разбудили нас на рассвете. Мы умылись, оделись (наша человеческая одежда уже лежала аккуратными стопочками на кресле), позавтракали и вместе с Белодревом, Кленом, Пестрым и Братом тронулись в путь. На лужайке нас ждали Серебряный, Игуменья и Легкая. Желали нам доброго пути.

Легкая обещала мысленно помогать и предупреждала, что через несколько часов на эти земли придет гроза с запада.

Первая и желанная гроза в этом году. Она очистит воздух от мути и, быть может, принесет с собой добрую воду для весеннего роста, но неизвестно, какова будет ее сила. Ее совет — переждать грозу до спуска в сумрачные земли. А уже потом выходить за защиту Деревьев.

Серебряный попросил нас, человеков, держаться вместе с народом стражей.

На сумрачных землях хозяйничают духи с кургана. Насылают дурные мысли, пугают привидениями, обещают несбыточные плоды. Друзья, не поддавайтесь и не принимайте от них ничего. Главное — держитесь все вместе. Белодрев знает путь. И да благословит вас Кон-Аз-у…

Серебряный, Игуменья и Легкая низко нам поклонились. В ответ мы смущенно кивнули головами, а отец Иван всех незаметно благословил. И мы тронулись в путь. Вошли в лес, и провожающие нас стражи скрылись из глаз.

Тропинка вела прямо, но так казалось; на самом деле мы постепенно огибали вершину холма с южной стороны. На лужайке Серебряные Деревья были от нас на востоке, теперь же они оказались севернее нас.

Шли молча.

На душе было ощущение светлой грусти от предстоящего прощания с чудным миром стражей. Понемногу давало о себе знать и другое чувство, пока очень слабое, неопределенное. Что-то вроде беспричинной тревоги.

Вот и восточный склон. Деревья теперь были позади нас. Повернув на дорожку, что бежала от Деревьев на восток, мы начали спускаться. Очень скоро вышли из леса и остановились.

— Друзья, — сказал Белодрев, — давайте окинем взглядом простор, что нам предстоит преодолеть.

Панорама, открывшаяся с восточной стороны холма, была гораздо более обширная, чем мы наблюдали, восходя на холм. Но от нее веяло какой-то суровостью, безлюдьем.

Прямо под нами начинался луг. Однако прекрасных цветов илиунурии на нем было значительно меньше. И сам луг выглядел менее ярко, более, что ли, аскетично. Но зато он продолжался гораздо ниже, по склону холма, чуть ли не до подножия. И склон с этой стороны был круче, чем с северной.

Дальше шла светлая завеса. На самой ее границе виднелся небольшой одноэтажный дом. Дом колыхался и плыл, вместе с завесой. За завесой мир стражей кончался.

— Это дом, — сказал нам Белодрев, — это дом… — страж на несколько секунд задумался, подбирая подходящее слово в нашем языке, — Отшельника, да, Отшельника. Он стережет наши восточные границы. Вы с ним познакомитесь. Скорее всего, у него и встретим грозу.

За домом Отшельника, за завесой, краски меркли. От подножия холма мир становился черно-белым. И опять возникло ощущение невероятной дальнозоркости, словно мы наблюдали местность сквозь мощную оптику. Больше всего было непонятно, как подобная четкость сохраняется на фоне колышущегося марева, светлой завесы этого мира.