Капитальный ремонт - [153]
Он допил рюмку и снова стал вертеть её в пальцах.
— Одного бы хотелось мне в несчастной моей позиции: узнать, что именно было в телеграмме, которую Бошнаков так неудачно притащил к нашему разговору… Если б ты знал, Юрик, до чего же обидное это состояние чувствовать, что ты гору можешь своротить, а вместо того приставлен к серьезной работенке по переносу дерьма из угла в угол, притом не более фунта за раз… — Николай помолчал и достал папиросу. — Наверное, я что-то не так делаю. И в службе и в жизни. Потому и бьет меня старая ведьма по морде и там и здесь… Очень бы мне не хотелось, чтобы ты по моим стопам пошел. Впрочем, характерец у тебя, насколько я понимаю, наш, ливитинский, и все мои поучения совершенно бесполезны. Но не забывай, что, хотя героический кордебалет в Кильской бухте не состоялся, родные ревельские миноги все-таки поджидают на дне Финского залива личный состав «Генералиссимуса», в том числе и твоего старшего брата. Посему рассматривай его слова как завещание.
Он закурил наконец папиросу.
— Итак, слушай. Ты — улучшенный экземпляр Ливитиных, так сказать, издание последнее, исправленное и дополненное, и потому тебе не след повторять ошибки предыдущих. Отец, как тебе известно, сунулся с проектом закупки в Англии кораблей для создаваемой тихоокеанской эскадры, и кончилось это тем, что вместо тепленького местечка где-нибудь в Адмиралтейств-совете принужден был выйти в отставку, не дослужившись до адмиральской пенсии… А почему? Потому, что выразил мысли, Юрочка. А мысли, в особенности преждевременные и морское ведомство беспокоящие, вслух выражать не следует. Это я тебе говорю, сын своего отца, имеющий немалый собственный опыт в сем деле, а ты, отрок, учись на примере двух поколений российского императорского флота… В нашем флотском деле, коему ты сдуру, на брата глядючи, служить вознамерился, мысль — она вроде вши: зудит, беспокоит и пользы не приносит, наоборот, один вред. Хочешь служить до заветных адмиральских орлов — служи по присяге и по инструкциям, как мой прелестный мичман Гудков служит… Да вот беда — ведь не сможешь!..
— Конечно, не смогу, — сердито сказал Юрий.
— То-то оно и есть. Следовательно, чтобы не унижать флотскую мысль до сравнения со вшой, надо все же, видимо, что-то предпринимать, чтобы она была полезна для величия отечества, а также для его могущества против супостатов…
Николай помолчал и потом неожиданно спросил:
— Скажи, пожалуйста, тебе никогда не приходило в голову, что будет, если немец нас расколотит?
Вопрос настолько поразил Юрия, что он с изумлением вскинул на брата глаза, и тот, не дожидаясь ответа, рассмеялся и махнул рукой.
— Впрочем, что ж тебя спрашивать, — конечно, ты не допускаешь и самого «если»… Так сказать, «гром победы, раздавайся, веселися, храбрый росс». Однако вспомни: в прошлую войну указанный гром не очень-то раздавался, и росс не только не веселился, а горькими слезьми обливался. А что за эти десять лет изменилось? В армии? На флоте? В министерствах? В преподобном нашем Генморе? Ровно ничего. Одна разница: противник попался посильнее. Эрго — и последствия военных неудач будут тоже посильнее.
— Что ты имеешь в виду? — резко спросил Юрий. Разговор свернул в область, которой он не любил касаться, полагая, что это — отрыжка гимназических сибирских увлечений Николая. Флотским офицерам (к которым он заранее причислял и себя) эти темы обсуждать вообще не следовало.
— Именно то, что ты предполагаешь, — спокойно сказал лейтенант, революцию. Только не ту детскую, которая проистекла в девятьсот пятом году после неудачной войны, а похлеще и посерьезнее. Ну что тебя корчит? Разве тебе не известно по курсу логики, что одинаковые причины влекут одинаковые следствия?
Юрий действительно весь кипел. Очевидно, под впечатлением разговора с адмиралом Николай впал в то язвительное, дурное настроение, которого Юрий терпеть не мог: сейчас начнет хамить все святое направо и налево, сыпать парадоксами, ошеломлять циническими выводами…
— Но почему мы обязательно должны проиграть кампанию? — не сдерживая себя, спросил он с крайним раздражением. — Аналогии никакой: тогда мы были одни, а теперь у нас союзники… Англия, Франция!
Лейтенант, наливая рюмку — на этот раз только себе, невесело усмехнулся.
— На том свете, Юрочка, меня несомненно спросят, как я воспитывал младшего брата, и опять надают по мордам, как и здесь. С огорчением вижу, что юный брат находится в плену идиотских иллюзий политиканов, вроде твоего благополучно-пузатого адвоката — как его? — Сергея Марковича… Союзнички, Юрочка? Entente cordiale[56]? Родственные узы кузенов — императоров Великобритании и России? Ах, Юра, Юра!.. Мне бы твое счастливое неведение! Пойми ты простую вещь: конечно же, союзнички ввалятся в драку, раз её сами затеяли. Но их дело — господское, а наше крепостное; выручать их ржаным расейским пузом. Главная война пойдет не у них, не на чистеньких равнинах Франции, не на ухваченных Англией морях. Немцы не дураки туда лезть. У нас она пойдет, Юрочка! Тут будет и мясорубка пехоты, и кипящий бульон Балтики. Все на нас ляжет, помяни мое слово!..
