Кант: биография - [91]

. Каждый из этих видов «локален» для определенной дисциплины и не обязательно включает того рода «глобальное» сомнение, которое обычно приписывается скептикам. В самом деле, некоторые формы скептицизма могут не захватывать и дисциплину целиком, а ограничиваться рядом утверждений внутри нее. Разные формы скептицизма могут также варьироваться в соответствии с силой сомнения. Так, эпистемологический скептик может сомневаться, знаем ли мы в действительности, что определенные виды утверждений являются истинными, или сомневаться, возможно ли в принципе знать об истинности определенного рода утверждений. Размышления Канта 1768 года показывают, что он скептически относился к философским и особенно метафизическим утверждениям. Возможно, он даже близко подошел к тому, чтобы быть глобальным скептиком в отношении метафизики вообще, ни к чему не будучи «привязанным». Однако его скептицизм, кажется, не так уж силен, потому что он не был убежден, что метафизика невозможна в принципе, скорее считал, что, собственно говоря, истинную метафизическую систему еще не открыли. Его скепсис в отношении теоретических разделов метафизики был сильнее, чем в отношении метафизики нравов. Не сомневаясь в возможности научного знания и истинности моральных утверждений, он не был уверен в метафизических объяснениях этих вопросов. Эту неуверенность можно назвать формой метафизического скептицизма, или скептицизма, касающегося метода, которому следует метафизика [730].

Кант извинялся в письме Ламберту от 2 сентября 1770 года за то, что не отвечал ему четыре года, признаваясь, что счел невозможным прислать «меньше, чем достаточно четко обрисованный образ, в котором встает перед моим умственным взором эта наука [метафизика], и определенную идею того особого метода, который должен лежать в ее основе»[731]. Он утверждал, что открыл этот образ и соответствующую идею метода всего годом ранее, в 1769 году. Стало быть, именно некоторого рода методологический скептицизм предшествовал первым попыткам Канта построить критическую философию.

То, что своеобразный умеренный метафизический и методологический скептицизм характеризовал для Канта подготовительный этап для его собственной критической философии, можно также увидеть из некоторых из его частых описаний хода развития метафизики, которые в определенном смысле являются на деле полуавтобиографическими отчетами о его собственном развитии. Так, он утверждал, что «первый шаг в вопросах чистого разума, характеризующий детский возраст его, есть догматизм. <…> Второй шаг есть скептицизм; он свидетельствует об осмотрительности способности суждения, проходящей школу опыта» (А76ЩВ789), в то время как третий шаг есть его собственная критическая философия. В предисловии к первой «Критике» он утверждает, что господство метафизики было вначале «догматическим» и «деспотическим», что внутренние споры, а также «скептики – своего рода кочевники» часто бросали вызов этому господству и что «в новое время» Локк пытался положить конец спорам между разными формами догматизма и скептицизма, но тщетно:

В настоящее время, когда (по убеждению многих) безуспешно испробованы все пути, в науке господствует отвращение и полный индифферентизм – мать Хаоса и Ночи, однако в то же время заложено начало или по крайней мере появились проблески близкого преобразования и прояснения наук, после того как эти науки из-за дурно приложенных усилий сделались темными, запутанными и непригодными[732].

Этот индифферентизм был для Канта результатом не «легко – мыслия, а зрелой способности суждения нашего века, который не намерен больше ограничиваться мнимым знанием» (Axi)[733]. Он считал, что это предвестник перемен к лучшему, необходимая прелюдия к «суду» «критики чистого разума» (Axii). Кант достиг стадии индифферентизма по меньшей мере к 1768 году.

Впрочем, было бы неверно ограничивать этот «индифферентизм» или «методический скептицизм» только последним этапом развития Канта в 1755–1768 годах. Скептическая сдержанность и уважение к скептической традиции (и древней, и современной), кажется, с самого начала играли значительную роль в мысли Канта. Так, он отмечает в одном из самых ранних размышлений (примерно датируемом 1752–1756 годами), что разница во мнениях порождает скептицизм; и он с очевидным одобрением говорит о «разумном пирронизме», основной принцип которого гласит: «там, где правила благоразумия не требуют поступать в соответствии с определенными правилами, следует удерживаться от решительного суждения, покуда наличествуют ясные возражения»[734]. Метафизика и этика должны выполнять требования этого базового принципа, и мы можем предположить, что Кант сам это принимал.

Эта пирроническая максима – что отложить суждение целесообразно – остается для Канта важной, как показывают конспекты лекций, которые сделал Гердер, будучи студентом. Там мы находим следующие наблюдения:

Пиррон, человек действительно высоких достоинств, основал секту, чтобы идти другой дорогой, все сокрушить. Пиррон [утверждал], что универсальные догматы (кроме догматов математики) недостоверны. Его последователи пошли дальше.