Кант: биография - [54]

Шрифт
Интервал

Брат Гамана писал Линднеру: «Магистр Кант живет счастливо и довольно. Потихоньку он переманивает тех, кто посещает лекции крикливого (marktschreierische) Ватсона, и он ослабляет усердием и настоящей ученостью фиктивные аплодисменты этому юнцу»[403]. Среди молодых преподавателей царила мощная конкуренция и ревность. Даже самого скромного финансового успеха, необходимого для выживания, добиться было непросто, и за него приходилось бороться бдительно и упорно.

Кант нравился не всем. Шеффнер, живший у Иоганна Людвига Лестока (1712–1779), прямо говорит, что ходил на лекции Матиаса Фридриха Ватсона (1732–1805) по Горацию и эстетике, «но не был ни на одной лекции Канта, к которому руководитель моих занятий испытывал антипатию и которого он никогда не приглашал в свой дом»[404]. Вместо этого Шеффнер ходил на большинство курсов, которые читал сам Лесток. Туда входили, «помимо прочего, jus naturae, De cive Гоббса, которого он, как я смог понять позже, на самом деле понимал неправильно. Против „Левиафана“ Гоббса он предостерегал нас самым серьезным образом, так что я осмелился прочесть его только позже»[405]. На лекциях Канта Шеффнер не услышал бы таких серьезных предупреждений. Что бы он услышал вместо этого, можно узнать у Боровского, который пишет:

В годы, когда я был одним из его студентов, он особенно ценил Хатчесона и Юма: первого в области этики, второго – по глубоким философским вопросам. Сила его мысли получила новый толчок во многом благодаря Юму. Он рекомендовал нам этих двух мыслителей для внимательного изучения. Как всегда, его интересовали книги о путешествиях. Что тут можно еще добавить? Коротко говоря, Кант не оставил непроверенным и неизученным ничего из того, что хорошие писатели внесли в сокровищницу человеческого знания.

Он никогда не трогал сугубо богословские труды, какими бы они ни были, особенно труды по экзегетике и догматике. Много лет назад он читал основания теологии Штапфера. Его знания по этой дисциплине действительно не выходили за рамки того, что он узнал на лекциях Шульца по догматическому богословию в 1742 и в 1743 году, в тот же год, в который вышла книга Штапфера[406].

Особый интерес Канта к Хатчесону и Юму вполне соответствует духу времени. «Исследование о человеческом познании» Юма было издано в Германии в 1755 году, а «Система моральной философии» Хатчесона вышла в переводе Лессинга в 1756 году под названием Sittenlehre der Vernunft. Мендельсон и другие в Берлине в то время точно так же интересовались Юмом и Хатчесоном, как и Кант и другие в Кёнигсберге. То, что эти интересы столь быстро нашли отражение в лекциях Канта, показывает среди прочего, как внимательно он следил за новейшими тенденциями в Берлине.

Как и в сегодняшних университетах, лекции читались в определенные ограниченные периоды года. Летний семестр длился с конца апреля или начала мая до середины сентября. Зимний – с середины октября до конца марта или начала апреля. Таким образом, у Канта было два примерно месячных перерыва в апреле и в сентябре-октябре[407]. Были перерывы и в середине семестра: четыре недели в июле-августе («каникулы в собачьи дни», Hundstagsferien) и еще четыре недели в Рождество и на Новый год[408]. Преподаватели читали лекции в общей сложности восемь месяцев в году. Оставшиеся четыре месяца они занимались другой работой и отдыхали.

Во время семестра темп был изнурительным. Лекционный курс обычно занимал четыре часа в неделю, в два или четыре занятия. По «главным дням», в понедельник, вторник, четверг и пятницу, ординарные профессора читали публичные лекции, за которые студенты не платили. Приват-доценты и экстраординарные профессора должны были организовать свои занятия вокруг этих событий. По средам и субботам некоторые преподаватели университета давали частные уроки и проводили коллоквиумы. Кант тоже иногда проводил в эти дни упражнения в дебатах, длившиеся по часу[409].

Чтобы заработать себе на жизнь, Канту приходилось читать много лекций. В первом семестре (зима 1755–1756 годов) он читал лекции по логике, метафизике, математике и физике. В летнем семестре 1756 года он добавил географию, а в следующем – этику. Количество часов никогда не было меньше 16, а иногда доходило и до 24[410]. В качестве учебника Кант обычно использовал «Метафизику» Баумгартена, впервые вышедшую в 1739 году, а по логике—Auszug aus der Vernunftlehre 1752 года Георга Фридриха Мейера[411]. Баумгартен был самым лейбницианским философом среди всех вольфианцев, а Мейер был его учеником и последователем. Это означало, что лекции Канта, по сути, основывались на самой радикальной ветви философии Лейбница – Вольфа. Первый семестр он провел по Баумейстеру, «хотя предпочел бы ему Баумгартена». Когда он пустил по рядам листок бумаги, чтобы спросить студентов, какой текст они предпочли бы, и кто-то очень захотел Баумгартена, он предложил тому студенту частные уроки[412]. В кантовские экземпляры этих книг были вставлены пустые страницы, на которых Кант писал свои заметки. Со временем эти страницы полностью заполнились, и ему пришлось писать на полях. Некоторые из этих книг сохранились, и они невероятно полезны для понимания философского развития Канта. Боровский пишет, что «иногда Кант носил с собой отдельный блокнот, в который он записывал заметки»


Рекомендуем почитать
Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.


1947. Год, в который все началось

«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.


Слово о сыновьях

«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.


Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танцы со смертью

Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.