Кант: биография - [55]

Шрифт
Интервал

. На лекциях по этике он всегда использовал в качестве учебника «Этику» Баумгартена. Судя по всему, он обычно читал два семестра лекции по математике, куда входили арифметика, геометрия, тригонометрия в летнем семестре и механика, гидростатика, аэрометрия и гидравлика – в зимнем. Иногда он пользовался Anfangsgründe aller mathematischen Wissenschafte (1710) Вольфа, а иногда более коротким Auszug aus den Anfangsgründen aller mathematischen Wissenschaften (1713)[414]. Его лекции по физике и естествознанию были, по крайней мере в течение пятидесятых и в начале шестидесятых годов, основаны на Erste Gründe der Naturlehre Иоганна Петера Эберхарда (Лейпциг, 1753)[415].

Это был тяжелый график, но он показывает, что Кант привлекал студентов. Тем не менее «в первые годы, когда он читал лекции, его доход был очень небольшим». Хотя у него был «железный запас» из двадцати золотых монет (Friedrichsdor), он никогда его не трогал. Вместо этого он продал некоторые из своих книг. Ему приходилось носить одно и то же пальто, пока оно не износилось, и друзья предложили купить ему новое, но он отказался[416]. Первые два или три года было трудно. Потом дела пошли на лад. Он заработал репутацию хорошего преподавателя. Боровский говорил об «поистине щедром вознаграждении за частные лекции (которое, как я точно знаю, он получал уже в 1757 и 1758 году)»[417]. Будучи успешным лектором, Кант получал доход, позволявший ему жить жизнью, подобающей его статусу. Как он позже рассказывал одному из своих издателей, у него «всегда был более чем достаточный доход», он мог позволить себе две комнаты, «очень хороший стол», то есть хорошую еду, и мог даже нанять слугу[418]. Он также заверял его, что то были «самые приятные годы его жизни». С другой стороны, позже он предупреждал Сигизмунда Бека, что «существование, основанное только на чтении лекций, всегда очень неприятное (mißlich)»[419]. Поэтому вероятно, что Кант не мог накопить много денег в тот период и чрезвычайно зависел от постоянного дохода от лекций [420] .

В 1756 году нужно было снова искать профессора логики и метафизики вместо Кнутцена. Кант обратился с письмом к королю, написав, что философия «самое важное поле его усилий» и что он никогда не упускал возможности учить логике и метафизике[421]. Он не получил этой должности. В самом деле, кажется, его письмо так и не дошло до Берлина, а просто было сложено в архив[422]. Кант продолжал пытаться улучшить свое положение и получить должность в Кнайпхофской гимназии, но «не прошел»[423]. Комитет назначил вместо него некоего Вильгельма Беньямина Канерта. Кажется, это случилось в 1757 году, после того как Кант уже четыре семестра преподавал в университете[424]. Должность, на которую претендовал Кант в школе, освободилась 11 октября 1757 года из-за смерти Андреаса Васянского, отца одного из биографов Канта. Не было ничего удивительного в том, чтобы университетский приват-доцент преподавал в местной школе, пока не получит пост профессора в университете. Канерт до того преподавал уже два года в школе в Лёбенихте (Löbenicht), прежде чем получил новую должность. И еще он гораздо лучше подчинялся правилам пиетистского дискурса, чем Кант. Трудно представить, чтобы Кант мог когда-либо написать следующие строки, которые типичны для Канерта (и других пиетистов):

Я признаю вместе с Давидом свои злодеяния, ибо Его благодать велика, и я буду стыдиться с Давидом и буду считать себя недостойным, и вместе с бедным грешником (Zöllner) я обращу глаза свои к небу и буду бить в свою грешную грудь в горьком (wehmütigen) раскаянии и скажу: Боже, прости сего бедного грешника в святое время пришествия! и я вернусь с блудным сыном и скажу: «Отец, я согрешил.»[425]

Вполне предсказуемо, что Кант «не прошел», учитывая отсутствие опыта и необходимой преданности. Возможно, именно потому, что он был «против пиетизма», он и не получил той должности, на которую претендовал.

Конечно, его жизнь состояла не только из работы и неудач. У Канта были хорошие друзья. Среди них был Иоган Готхельф Линднер (1729–1776), которого в то время не было в Кёнигсберге. Михаэль Фрейтаг (1725–1790), Георг Давид Кипке (1723–1779) и Иоганн Даниель Функ (1721–1764), тоже друзья Линднера, играли тогда, возможно, еще большую роль в его повседневной жизни[426]. Гаман, близкий друг Линднера, хорошо знавший остальных, не был так близок к Канту, но принадлежал к тому же кругу знакомых. Кант и Фрейтаг знали друг друга с Фридерицианума. Фрейтаг получил образование в Кёнигсберге и преподавал в соборной школе (Domgymnasium) с 1747 по 1767 год, а потом покинул эту должность, чтобы стать пастором в одной из близлежащих деревень. Он умер в 1790 году. В пятидесятые годы они с Кантом были очень близки.

Кипке был на полгода младше Канта, учился с ним и во Фридерициануме, и в Кёнигсбергском университете, но, в отличие от Канта, стал членом факультета относительно рано[427]. В 1746 году его назначили экстраординарным профессором восточных языков, а в 1755 году перевели на должность ординарного профессора. Вдобавок к специализации в восточных языках Кипке читал лекции по «английскому языку», которые пробудили в его студентах большой интерес ко всему английскому


Рекомендуем почитать
Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.


1947. Год, в который все началось

«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.


Слово о сыновьях

«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.


Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танцы со смертью

Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.