Кант: биография - [56]
Вольсон, кажется, живет очень счастливо. Однажды я был с ним в саду Шульца, где нашел магистра Канта, господина Фрейтага и профессора Кипке. Последний теперь живет в их доме и у него собственное хозяйство, благодаря которому он сильно набрал вес. Здесь говорят о рекомендации, которую он дал служанке и в которой всячески ее хвалил, но в конце отметил, что она obstinata и vo-luptuosa. Тем не менее, нужно представить себе его акцент и выражение лица, чтобы понять, что смешного в тех историях, которые о нем рассказывают[431].
По меньшей мере поначалу Кипке, «острый и часто сатирический судья искусств» придавал большое значение элегантности[432]. С 1755 по 1777 год он был государственным инспектором Кёнигсбергской синагоги. Задачей инспектора было следить, чтобы фраза «ибо они преклоняются суете и ничтожеству, и молятся богу, который не в состоянии помочь» в молитве, которую читали в конце каждой службы, не произносилась. Утверждалось, что речь идет о христианах. У Кипке было собственное закрепленное за ним место в синагоге, и он получал жалование в сотню талеров за свою службу[433].
Функ, доктор юриспруденции и младший адвокат в суде, был еще более близким другом Канта, чем Кипке. «С ним он действительно подружился»[434]. «Больше всего он общался с ним» [435] . Боровский рассказывает интересную историю, которая, вероятно, произошла во время каникул между зимним семестром 1755/56 года и летним семестром 1756 года:
Однажды, в первые годы его преподавания, ранним утром мы пошли к нему [Канту] с доктором Функом. Тем утром один студент обещал зайти и заплатить за лекцию. Кант утверждал, что ему на самом деле не нужны деньги. И все же каждые пятнадцать минут возвращался к мысли, что молодого человека все еще нет. Через несколько дней тот пришел. Кант был так разочарован, что когда студент спросил, может ли он быть одним из оппонентов Канта на предстоящей защите, он отказал ему, вспылив: «Вы, может, не сдержите своего слова и вообще не придете на защиту, и таким образом все испортите!»[436]
Защита, о которой идет речь, была защитой «Физической монадологии» Канта 21 апреля 1756 года, где Боровский был одним из оппонентов[437].
Функ был невероятно интересным персонажем, он вел, если можно так выразиться, вольную жизнь. Также он читал лекции по юриспруденции. Гиппель, который учился у него в соответствующий период, признавался, что научился у него большему, чем у более титулованных преподавателей:
Лишь потому, что ему приходилось жить только на свои лекции, он был, несомненно, лучшим из всех преподавателей (магистров). Даже в то время мне казалось, что господа, занимающие какие-то должности на стороне (Nebenstellen), как будто завели любовницу, а то и нескольких, помимо законной жены. Мой добрый Функ, женившийся на вдове профессора Кнутцена, очень известного в свое время, был не без скамейки запасных возле супружеского ложа, но его лекции были столь же целомудренны, как постель священнослужителя[438].
Очевидно, Функ был популярен не только среди студентов, но и «у дам». В этом он заметно отличался от первого мужа своей жены, жившего, как говорят, жизнью «полного педанта»[439].
У Канта и его друзей были разнообразные интересы, и круги, в которых они вращались, не были ни кругами пиетистов, ни даже кругами более консервативных вольфианцев. Не только их взгляды, но и сами их жизни были менее ограниченными. В те годы «Кант не должен был соблюдать строгие диетические правила и мог многое делать просто для удовольствия»[440]. Следующие несколько лет усилили эту тенденцию.
Русская оккупация (1758–1762): «Человек, который истину любит так же сильно, как и тон хорошего общества»
И хотя в Кёнигсберге было относительно тихо, в это время шла война. 29 августа 1756 года Фридрих вошел в Саксонию с армией в 61 000 человек. Последовавшая Семилетняя война дорого стоила Пруссии. Когда прусская армия потерпела от русских поражение при Гросс-Егерсдорфе, пришлось сдать Кёнигсберг. К счастью, в самом Кёнигсберге сражения не проходили. 22 января 1758 года под звон колоколов всех церквей русский генерал Виллим Фермор вошел в Кёнигсберг и занял дворец, который незадолго до этого покинул прусский фельдмаршал. Прусское правительство города вместе с представителями знати и народа вручили генералу ключи от города. Так началась пятилетняя русская оккупация[441]. Вскоре после этого все официальные лица должны были присягнуть на верность императрице Елизавете. Были введены русские деньги и праздники, и в городе назначили русского губернатора.
Русские наткнулись на некоторое сопротивление, по большей части со стороны священников. Те были противниками не только частых браков между русскими и кёнигсберженками (что обычно означало принятие ими православия), но и самого образа жизни русских. Любая русская победа требовала проведения службы в ознаменование и празднование этого события. Один из самых морально строгих священников, проповедник Замковой церкви
