Кант: биография - [31]

Фридрих Вильгельм I умер 31 мая 1740 года, и Фридрих II сменил его. Это произошло в тот же год, когда Кант окончил школу. Фридриха II знали как гораздо более либерального в вопросах религии, он интересовался философией и литературой. От него ожидали больших перемен. Он приехал в Кёнигсберг на инаугурацию (Huldigung) 16 июля 1740 года. В этот раз, единственный раз, когда он посетил Кёнигсберг, он оставил мало сомнений в своих чувствах. Когда один студент сказал ему, что хочет поехать год поучиться в Галле, король спросил его, почему он этого хочет – ведь университет в Галле не стоит того. «Sein alle Mucker», то есть «они все пиетисты»! Противники пиетизма в Кёнигсберге тут же воспользовались возможностью очернить репутацию Шульца, рассказав королю, что он заходит к людям в дома, конфискует у них игральные карты и отлучает от причастия и евхаристии, пока они не бросят играть[200]. Шульц отметил, что «враги царства Божьего могущественно подняли головы», и все же его собственную голову – к большому огорчению ортодоксов – не отрубили. Поскольку новый король преуспел там, где его отец потерпел поражение, а именно в том, чтобы вернуть Вольфа в Галле профессором права и вице-канцлером университета, существовали ожидания, что в Кёнигсберге все тоже изменится и станет больше религиозной свободы. Но пиетисты оставались более влиятельными, чем на то надеялись их враги. Их могущество постепенно угасало, но они удерживали свое привилегированное положение гораздо дольше, чем кто-либо ожидал. Больше интересуясь увеличением территории Пруссии, чем интеллектуальными вопросами, новый король оставил административные дела идти более или менее в том же русле, что и его отец. Он хотел завоевать для Пруссии репутацию, и его амбиции состояли в том, чтобы, как он говорил, «заставить всю Европу полыхать»[201].

Глава 2 Студент и домашний учитель (1740–1755)

Альбертина: «Университет для роста наук»?

Жизнь Эмануила коренным образом изменилась, когда он поступил в Кёнигсбергский университет. В школьные годы все его занятия были строго регламентированы. Поступив в университет, он впервые испытал свободу учиться тому, что его интересовало, и проводить день так, как ему хотелось. Никто не мог теперь указывать ему, что нужно делать и когда. Никто не мог принудить его искать пороки в собственной душе. Теперь он был предоставлен самому себе. Он покинул дом отца, но не устроился ни в одно из общежитий для студентов меньшего достатка[202]. Вместо этого он снял собственное жилье. Став членом университета, или «академическим гражданином» (akademischer Bürger), он не подпадал непосредственно под действие правил городских властей, а подчинялся прежде всего университетским властям. Во многом сродни гильдиям, университет по большей части был независимым объединением. Новый статус Эмануила нес в себе множество прав и привилегий. Академический гражданин не только имел право ходить на лекции и пользоваться ресурсами университета, но и освобождался от прямых требований города и государства, что включало в себя и защиту от призыва в армию[203].

Поступление Эмануила в Кёнигсбергский университет стало началом связи на всю жизнь. Для него было знаменательным событием, когда 24 сентября 1740 года ректор университета добавил в реестр поступивших имя «Эмануил Кандт». Это означало, что он, сын ремесленника, по сути перешел из одной гильдии в другую. И все же академическая гильдия, или гильдия ученых (literati), образовывала собственный класс или сословие (Stand), во многом более близкое к знати, чем к тем, кто зарабатывал на жизнь своими руками или продавал товары[204]. Трудно переоценить важность этого перехода «из грязи в князи». Академическое гражданство в XVIII веке было первым важным шагом к более почетному положению для многих молодых людей в Пруссии и в других местах. Для молодого Эмануила это был явно шаг на ступеньку вверх[205].

Обычно те, кого вносили в реестр, присягали на верность университету и стране и клялись в любви к истинной христианской религии. Это означало, что в течение долгого времени присягу не мог принять ни католик, ни иудей, ни даже протестант реформатского толка[206]. Считалось, что только лютеране могут любить истинную христианскую религию. И если реформатам разрешили принимать присягу после 1740 года, то католиков и иудеев продолжали подвергать дискриминации[207]. На Канта, которому было всего шестнадцать, это требование не распространялось. Ему нужно было только пообещать, что он будет подчиняться. Для поступления в университет большинство студентов сдавали экзамен декану факультета, чтобы получить testimonium initiationis. В требованиях к приему, сформулированных Шульцем, указывалось:

Нельзя принять в университет того, кто недостаточно уверенно излагает достаточно сложного писателя, такого как Курций или как «Избранные речи» Цицерона, и не может произнести небольшой речи без грамматических ошибок. Он должен достаточно хорошо понимать устную латинскую речь. В логике он должен разбираться в существенных частях силлогизма. Он также должен знать все самое необходимое по географии, истории и эпистолографии. Он должен уметь объяснять и анализировать по меньшей мере два из Евангелий, такие как от Матфея и от Иоанна на греческом, и 31 первую главу из книг Моисеевых на древнееврейском