Камень власти - [12]

Иван Иванович закрыл глаза и тут же показалось, что карета не стучит колесами по колдобинам проселочной дороги, а мерно, как лодка, покачивается на зеленоватых венецианских волнах. Хотя и говорили, что Венеция пахнет тиной, что море с каждым годом все больше пожирает улицы, что от гниющих под водой дубовых свай болеют люди, для Шувалова этот город оставался сказкой. Несбыточной мечтой. Он всегда хотел путешествовать. И никуда не выезжал дальше Калуги. Его жизнь растянулась в стрелу между Москвой и Петербургом, вокруг которых двор вращался как карусель. Когда-то Иван Иванович мечтал о славе. Сейчас — об одиночестве.

Солнце било сквозь мелкие копеечки березовой листвы, отбрасывая на дорогу пятнистую тень. Пляска света навевала на Шувалова дремоту. Миновали березняк, почти непроезжий, судя по плохо набитым колеям. Дальше дорога побежала веселее и скоро выровнялась в широкий едва ли не почтовый тракт.

Вкатив на мост над шумной Гжелкой, карета так и не съезжала с досок — мощенное бревнами полотно, как скатерть, стелилось к барскому дому. По обеим ее сторонам возвышались тенистые липы, и Шувалов, наконец, вместо пыли вдохнул поной грудью пьянящий запах доброго зимнего чая. Не хватало только острой ноты малинового варенья, чтоб совсем погрузить фаворита в морозные мечтания у камелька.

Навстречу гостю попались бабы, идущие с реки с полными корзинами отполосканного белья. Но кучер проигнорировал их, как несерьезных созданий, у которых не стоит спрашивать о хозяине усадьбы. За стеной теплых черных стволов мелькнули два мужика, обкашивавших траву по обочинам дороги. Они скинули войлочные шапки и низко поклонились Шувалову.

— Барин-то ваш где? — Осведомился тот, порывшись в кармане и выгребая для дворовых пятак медью.

— Известное дело, на коньках катается, — отвечали мужики. — Благодарствуй, батюшка. На пруду его найдешь.

— На коньках? — Переспросил Иван Иванович, решив, что ослышался.

— Вестимо, — отвечали косари. — Заморозил запруду и рассекает.

— Заморозил? — Гость не поверил своим ушам. — Как?

— А Бог его знает, — беспечно отозвались мужики. — Он, слышь ты, колдун у нас, барин-то. — После чего они вновь принялись за работу и уже не обращали на Ивана Ивановича никакого внимания.

Шувалов велел кучеру трогать, и карета проехала чуть вперед по берегу реки. В излучине Гжелка была перегорожена каменной ступенчатой запрудой. Одного взгляда было достаточно, чтоб понять: ее проектировал профессиональный фортификатор, всю жизнь имевший дело с вражескими крепостями. Если б потребовалось, на этой чудо-запруде небольшой отряд солдат мог выдержать многодневную осаду неведомого неприятеля.

Скользнув глазами по грозным брустверам и узким орудийным бойницам, Шувалов зацепился взглядом за воду и обомлел. Мужики не соврали, среди жаркого почти летнего дня пруд стоял, как студень в погребе — серый лед с белыми пятнами снежных сугробов покрывал его целиком. На берегах зеленая трава была схвачена инеем. По глади образовавшегося катка скользил на острых серебряных полозьях сухонький старичок в черном сюртуке и клетчатом шотландском пледе, обмотанном вокруг поясницы. Он лихо выписывал восьмерки, делал изящные пируэты, а в самой середине вдруг подпрыгнул и закрутился волчком.

Иван Иванович решил, что перегрелся на солнце, и приложил руку ко лбу. Голова не была горячей.

Между тем, старичок, заметив гостя, прекратил свой удивительный танец и, приветливо улыбаясь, заскользил к краю катка.

— Вы и есть молодой Шувалов? — осведомился он без всякого предисловия. — Я ждал вас.

— Здравствуйте, Яков Виллимович. — произнес фаворит, едва ворочая языком. Сказать, что он потрясен, было бы не точно. Иван Иванович чувствовал себя сбитым с толку и ошарашенным.

— Вас это удивляет? — Брюс широким жестом обвел пруд. — Простейшая химическая реакция. Ничего сложного. Могу научить. — и старый фортификатор пустился в мудреные рассуждения о взаимодействии воды и свинца. Всю дорогу до дома он сыпал формулами, ни одну из которых Ивану Ивановичу не удалось запомнить.

Графская усадьба оказалась приятным двухэтажным домом на взгорье, которое огибал неширокий ручей. По словам Брюса, его он тоже замораживал для дворовых ребятишек, когда тем хотелось покататься на коньках.

— Все дело в запруде, — признался Яков Виллимович. — Она генерирует холод. Внутри нее… — тут граф опять погрузился в объяснения, из которых Шувалов, не получивший инженерного образования, не понял ни слова. — А зимой, когда нужна свежая рыба, пруд можно и оттаять. — с торжеством заключил Брюс. — Я часто так делаю.

Он проводил гостя по высокой деревянной лестнице к дверям, а сам скрылся наверху в гардеробной, чтоб привести себя в порядок.

Дворецкий, похожий на плохо отесанное бревно, на которое нацепили камзол из желтого шелка с вышитым гербом шотландских королей на груди, жестами объяснил Шувалову, куда двигаться. «Может он немой?» — подумал Иван Иванович. В этом доме фаворит ничему бы не удивился.

Стайка таких же бессловесных, но прелестных, как день, горничных окружила гостя в его комнате — просторной, слегка старомодной, но чистой до хруста накрахмаленного белья и легкого запаха масленой краски от свежевыкрашенные рамы. Девушки без всякого смущения помогли Шувалову раздеться и принять с дороги холодную ванну.