Калейдоскоп - [8]

«Вот черт, — подумал Михайлов удивленно, — какой это шутник еще и Вивальди сюда всунул?»

Михайлов глянул на папку. Допрашивал Скудынь.

«Ну, холера!»

Михайлов открыл второе дело.

Ирина Дубовицкая. Двадцать четыре года. Не замужем. Работала в отделе кадров РСУ. По утверждению ее приятеля и судя по записям в дневнике, который она вела, в двадцать один год у нее была попытка самоубийства. Дело закрыли, основываясь на этом непрямом свидетельстве: шаткая нервная система, эксцентричность. В общем, как говорится, довела себя.

Прокуратура, дабы не поднялась вновь шумиха после смерти Еремеева, пропустила дело, посоветовав, как помнит Михайлов со слов Нефедова, сильно не распространяться о, несомненно, случайных совпадениях с первой смертью. Решили — пронесет. Но вот третий случай с теми же признаками. Теперь туфта не пройдет и никакой начальник, раз оно уже попало в руки Михайлова, не заставит его закрыть это дело. С чего же только начать? Михайлов никак не мог стронуться с места.

Но раз ничего нет, с ничего и начнем. Антикварный магазин. Еремеев.

Михайлов вынул из ящика своего стола калейдоскоп и, положив его в карман, отправился в антикварный магазин.

7

Антикварный магазин находился на улице Тухачевского. Собственно говоря, это был не совсем антикварный магазин в полном смысле этого слова. Скорее, комиссионный. Но старый директор этого магазина, Захар Иванович Корякин, энтузиаст, если можно так выразиться, старины, сменил бывшую вывеску над входом — «Ракета» — на двадцатисантиметровые алые буквы «Антиквариат» и стал невесть откуда завозить в магазин древние, покрытые патиной медные самовары с вычеканенными на их толстых брюхах медалями, старые дубовые стулья, еще сохранившие лак и форму, поблекшие от времени бронзовые и латунные подсвечники и многое, многое другое, что можно встретить в настоящих антикварных лавках или солидных ломбардах. И хотя вскорости Захар Иванович ушел на пенсию, вывеску магазин так и не сменил. Даже оставил этот своеобразный комиссионный отдел старины и древностей. В нем-то в последнее время и работал Петр Ефимович Еремеев продавцом.

Михайлов остановился у прилавка комиссионного отдела и стал внимательно рассматривать вещи. Можно ли было, окунувшись в эту атмосферу, понять, что чувствовал Еремеев, работая здесь, в окружении этих густых ковров, всяких мелочей, разных блестящих, сияющих и переливающихся разными красками безделушек?

Отдел находился в обособленном помещении, со своими дверями, своими окнами, своим входом и выходом, поэтому атмосфера тут была собственная, экзотическая, в которую вы сразу окунались с головой, едва переступив порог. Ковры приглушали свет, отовсюду на вас смотрели старинные вещи, глаза одиноких голов косуль и кабанов на стенах под потолком. Только сюда, скорее всего, мог попасть тот калейдоскоп, только отсюда могла исходить ниточка этого запутанного клубка. Хотя это всего лишь предположение.

Из дверей подсобного помещения вышла полная миловидная женщина в серой вязаной кофточке. Увидев Михайлова, она подошла к прилавку и спросила:

— Вы что-то хотите?

— Да, да, — улыбнулся Михайлов, вспомнив, зачем он, собственно, сюда явился. — Скажите, к вам, случайно, эта вещь раньше не поступала?

Он выудил из кармана калейдоскоп и протянул женщине. Та взяла его в руки, повертела так и эдак, потом, свернув пухлые, крашенные в морковный цвет губы и слегка вскинув брови, вернула его Михайлову, сказав:

— Нет, никогда раньше не встречала.

— И никто его не сдавал вам в отдел?

— При мне не сдавал. И я не помню, чтобы что-нибудь подобное у нас выставлялось. — Чувствовалось, что женщина больно не горела желанием общаться с Михайловым. — Вы будете что-нибудь брать?

— Да нет. — Михайлов попытался удержать возле себя продавщицу. — Я из милиции, — протянул он ей свое удостоверение. — Ответьте мне, пожалуйста, на несколько вопросов. Вы хорошо знали Еремеева, Петра Ивановича? Он, кажется, у вас работал?

— Работал. Но он же умер. От инфаркта. Разве не так?

— Так, так, — подтвердил официальную версию Михайлов. — А скажите, говорят, он хорошим работником был, но я смотрю, у вас тут и торговли-то почти нет, да и людей не видно, наверняка, заглядывают одни праздные зеваки.

— А как вы думаете, кто будет в наше время покупать такое старье?

— Значит, отдел выручки почти не дает?

Продавщица глянула на Михайлова подозрительно:

— Вы меня допрашиваете?

— Нет, просто хочу кое-что уточнить.

— Тогда вам надо обратиться к заведующей. Она у себя, и по этой части она вам больше сможет рассказать.

— Спасибо, — улыбнулся снова продавщице Михайлов и показал пальцем на выход: — Это в другом крыле?

— Да, да, пройдите туда, там вам покажут.

Михайлов вышел. Значит, отдел на ладан дышит, почему тогда в одном из протоколов, насколько он помнит, кто-то сказал, что Еремеев, работая на антиквариате, имел неплохую копейку. Это было сказано из зависти?

— Скажите, — спросил он у ближайшей стойки одну из продавщиц, — где у вас кабинет заведующей?

— Пройдите в эту дверь и направо по коридору. Там увидите.

Михайлов поблагодарил девушку за помощь и прошел в подсобные помещения. У заведующей он представился, присел на предложенный ему стул и сразу показал ей калейдоскоп.