— Пока никто. Галатопов фотографии принес, — протянул Скудынь Михайлову снимки с места происшествия. Михайлов не успел их и на свой стол положить, как в кабинет стремительно ворвался Танцоров. Слухи, очевидно, докатились и до «Трибуны».
Впервые он увидел этого прохвоста около полугода назад. У всех тогда, благодаря центральной прессе, с уст не сходило имя одного маньяка-убийцы. Отличный семьянин, отец троих детей, уважаемый всеми сослуживцами работник, он ездил на электричках за десятки километров и отслеживал на дачах, в дальних поселках и небольших районах пухленьких малолетних девчушек, сманивал их куколками и блестящими конфетами, потом убивал с особой жестокостью и мертвых насиловал.
И вот убийство в их городке тринадцатилетней девочки. Как — уже у нас! Куда смотрит милиция! Как нам теперь отпускать своих детей в школу?! Голова кругом шла. Мирошниченко, бывший начальник, собрал всех и однозначно:
— Как хотите, ребята, а это преступление должно быть раскрыто!
В тот же день в кабинет Михайлова ворвался Танцоров. Роста небольшого, сложения сухощавого, весь подвижный, как на пружинах, и что особенно бросалось: лукавые, чрезвычайно живые глаза, которые враз замирали, когда он кого-нибудь начинал расспрашивать.
Тогда он заскочил в кабинет без стука. Раскланялся налево и направо и тут же сунул сначала Михайлову, очевидно, как старшему по званию, потом Скудыню визитные карточки, где четким типографским шрифтом было оттиснуто:
В. П. Танцоров
редактор промышленного отдела
газета «Трибуна» Зарайска
тел. 39–12, 4-17-28
(На цифры у Михайлова отменная память.) Тут же без приглашения Танцоров уселся на стул напротив Михайлова и, вскинув острый подбородок кверху и поигрывая глазами, спросил:
— Ну так что же мы ответим нашим читателям?
Сегодня он также бесцеремонно влетел, плюхнулся на тот же колченогий стул и сказал, всё также вкидывая вверх подбородок:
— Надеюсь, вы меня помните? Я — зам. главного редактора «Трибуны Зарайска» Танцоров. У меня будет к вам несколько вопросов.
Эта фамильярность доконала Михайлова. Он с силой сжал в руке карандаш и выплеснул на заносчивого журналиста все свое негодование:
— Послушай ты, грязный писака, кто тебя впустил сюда? Как ты смел вообще мне показаться на глаза?!
Михайлов вскочил, цапнул Танцорова за шиворот, легко оторвал его от пола и выставил за дверь. Затем схватил телефонную трубку и на чем свет стоит отчитал дежурного.
Скудынь расхохотался от души:
— Что ж ты его, как мальчишку: он ведь уже зам. главного редактора!
— Хоть бы ты меня не доставал, — отмахнулся от него Михайлов.
Он долго не мог прийти в себя:
— Нет, найдется же такая дрянь — все нервы истреплет!
Михайлов сел за свой стол.
— Дела из архива забрал? — спросил, немного поостыв, Скудыня.
— Да, вот, — протянул он ему дела прежних, умерших таким же образом.
— Ладно, я почитаю их, а ты дуй, как мы и говорили с тобой, на телевидение. Только к девчатам не приставай, там, знаешь, есть такие аппетитные.
— Да что ты, Коля, моя ж если узнает, такой разгон устроит — рад не будешь.
— Рассказывай, рассказывай, а то я не знаю твоих повадок, иди уже, оставь меня одного: с утра не могу сосредоточиться.
Скудынь взял отобранные Михайловым фотографии и сказал:
— Ну, тогда я пошел?
— Давай, завтра с утра жду тебя. Только сделай так, чтобы снимки прокрутили сегодня же.
— Смотрите телевизор вечером, все будет в ажуре, — подмигнул обнадеживающе Михайлову Скудынь и улыбнулся.
— Иди уже, а то выкину вслед за Танцоровым, — бросил ему Михайлов, видя, что уходить Скудынь не торопится.
— Лечу, лечу, — сказал Скудынь, снял со своего стола дипломат и направился к двери. Когда Скудынь, наконец, ушел, Михайлов смог обратиться к делам.
Три смерти. Три совершенно одинаковых смерти. Правда, все трое скончавшихся разные люди. Вряд ли они даже были знакомы, хотя в таком маленьком городке всё возможно. Чихнешь на одном краю, «будьте здоровы» скажут на другом.
Кто был первым? Продавец из антикварного магазина.
Вторая жертва — служащий одной из контор.
Личность последнего еще не установлена.
На месте совершения первого убийства (убийства?) ничего обнаружить интересного не удалось. На месте второго — тоже. Возле третьего трупа — неподалеку от него — непримечательный калейдоскоп. Никакой зацепки. Все произошло в разных местах города, далеко от шумных брожений толпы, с людьми самыми заурядными, так называемыми «серыми мышками». Итак, если был преступник, то личность его установить невозможно. Нельзя также косвенно определить его вкусы и привычки. Это было какое-то бестелесное создание, не приминающее травы, не оставляющее запаха, не курящее во время совершения преступления и мало бросающееся в глаза. Прямо какое-то ужасное млекопитающее. Мистика! Но если попытаться обобщить факты?
Петр Еремеев. Сорока семи лет. Женат, взрослые дети. Живут отдельно от родителей. Имел, наверное, неплохую копейку, работая продавцом антикварного магазина. В магазине, по свидетельству сослуживцев, отличался прилежностью, умел привлечь покупателя. Обычно в дни его работы товара продавали намного больше, чем в другие дни. Отношения с женой нормальные, «как у всех». Буйным характером не обладал, спиртным не злоупотреблял, разводил кактусы, обожал «Времена года» Вивальди в исполнении Московского камерного оркестра.
