Глава 1
Смерть в открытом море
Капитан опустил бинокль шестикратного увеличения.
— Ну что, она передвигается, мистер Хандз?
— Я бы этого не сказал, сэр, — ответил помощник капитана, он же сегодняшний вахтенный офицер.
Пароход «Чичестер», принадлежавший Южной железнодорожной компании, был на полпути к Франции, совершал ежедневный свой рейс из Нью-Хейвена в Дьепп. Пароход, надо сказать, был великолепный, последнее приобретение компании для данного маршрута, двадцать три узла в час и почти никакой тряски, вроде бы неизбежной при столь мощных двигателях, затаившихся в глубоких недрах трюмов под палубами.
Выдался славный денек, какие выпадают иногда в конце июня. Море было таким, о котором говорят: прозрачное и гладкое, как стекло, на широкой кильватерной полосе дрожали блики, там, где солнечные лучи настигали гребни мелких волн. Легкая дымка реяла в воздухе, недостаточно плотная, чтобы называться туманом, но достаточная для того, чтобы скрыть горизонт и все, что находилось на его линии, примерно на две-три мили. Было жарко, и если бы не ветерок, порожденный большой скоростью, солнце палило бы нещадно. Короче, это был денек, призывающий понежиться в полудреме под лучами, и, судя по плотным рядам шезлонгов, расставленных на всем палубном пространстве, пассажиры вняли этим призывам.
Все как один перебрались из кают на свежий воздух. Пора была действительно горячая, отпускная, и помимо обычного контингента деловых людей там хватало и тех, кто, переплыв Канал[1], намеревался продолжить путешествие, о чем свидетельствовали ярлыки на их чемоданах, отделявшие овец от козлов[2]. Кто-то собирался провести недельку в швейцарском Прекрасном Люцерне, кто-то надумал прогуляться по замкам Луары, кто-то решил побаловать себя затяжными выходными в Париже.
Объектом же пристального внимания пароходного начальства была миниатюрная прогулочная яхта — прямо по курсу. Яхта маячила на линии их фарватера, но они не сомневались, что там давно заметили пароход и сейчас возьмут вбок. Но после непродолжительного изучения объекта стало очевидно, что он не двигается. Надо было срочно корректировать направление, чтобы не врезаться в корму нерадивой яхты. Помощник капитана подошел к рубке и резко скомандовал рулевому:
— Право руля, два градуса!
Когда рулевой развернул судно, капитан снова опустил бинокль.
— Бензобак на пятьдесят фунтов; скорее всего, эта посудина британская. Флага не вижу. А вы?
— И я, сэр, — ответил помощник, тоже вглядываясь в тускловатое марево. — И на палубе — ни единой души.
— Рубка вроде бы есть, — добавил капитан, — если тот белый холмик действительно рубка, а не защитные экраны.
— Да точно рубка, сэр. Но там тоже никого не видно.
— Пока судить рано — надо подойти поближе.
Помощник вежливо поддакнул и, помолчав, предположил:
— Наверняка какая-то неисправность. Иначе чего ради им тут околачиваться?
— Но ведь помощи не просят, — возразил капитан Хьюитт.
Он поднес бинокль к глазам и, хорошенько осмотрев яхту, заключил:
— Есть рубка. Вижу штурвал, но не вижу штурвального.
— Небось там такие важные птицы, что не соизволят даже выползти на палубу и посмотреть, что вокруг них делается, — брезгливо пробурчал помощник. — А потом будут охать да ахать, если что не так. И если с ними и впрямь что-то… того, скажут, что они ни при чем, что это мы виноватые.
Капитан молчал, продолжая рассматривать изящное суденышко, к которому они стремительно приближались. Было очевидно, что яхта действительно прогулочная, причем щегольская и ухоженная. Сверкали бриллиантовым блеском надраенные медные детали, корпус был ослепительно белым. С каждой секундой очертания становились все четче, а размеры — все крупнее. И вскоре уже во всей своей красе яхта была отлично видна невооруженным глазом. Еще немного и «Чичестер» с нею поравняется.
Внезапно капитан прищурился.
— А что это там такое черное, возле трапа?[3] — отрывисто спросил он.
— Да вроде как человек, сэр. О господи, точно! На палубе. Лежит, весь скукожился! Ах ты боже мой! Не то мертвый, не то ему совсем худо, сэр!
— Плохо дело, — капитан Хьюитт искоса зыркнул в сторону шезлонгов. — Жаль, конечно, будить всех этих спящих красавиц, — посетовал он, — да, видно, придется. Сигнальте, мистер Хандз.
Раздался оглушительный вой сирены. Море тел на палубе всколыхнулось и встрепенулось, будто подражая васильковой глади за бортом, которую морщил легкий бриз. Разомлевшие под солнцем пассажиры открыли глаза, осмотрелись и, что-то пробормотав, снова погрузились в блаженное забытье.
Однако яхта никак не отреагировала на мощный свист сирены.
— Похоже, на борту только тот малый, который лежит, — констатировал капитан. — Что-то у них там не то… Не нравится мне, как он лежит, будто мешок. А что это за темное пятно рядом с ним? Уж не кровь ли? Дайте еще один сигнал, мистер Хандз.
Еще два сиплых свистка потревожили любителей солнечных ванн, а несколько самых энергичных даже подошли к бортовому поручню, чтобы посмотреть, из-за чего был устроен целый концерт из сигналов.
Однако повторные свирепые свистки не произвели на яхту ни малейшего впечатления. Лежащий неподвижно человек даже не пошевельнулся, а на палубу больше никто не поднялся. Теперь в миниатюрной рубке можно было разглядеть надраенный до блеска медный штурвал, но рулевого там не было.
