Калейдоскоп - [12]

Сейчас такая апатия, казалось, овладела им. Тянуло на сон, и больно ныло сердце.

Минут тридцать сидел Михайлов на скамейке, прежде чем смог успокоиться и снова собраться. Он знал, что лучшее средство от депрессии — это работа. И лучше с головой окунуться в нее, чем полностью подчиниться съедающему тебя унынию.

10

Когда Михайлов вернулся в горотдел, Скудынь уже был в кабинете.

— Где тебя черти носят? — спросил он его, едва увидев.

— Да так, проветривался, — бросил ему Михайлов и втиснулся за свой стол.

— Только что звонили, — замахал Скудынь перед Михайловым запиской, — из Томашевского переулка, дом 23. Нашего покойничка узнали. Это некто Пряхин Евгений Степанович. Живет… Жил в том же доме, работал кочегаром в нашем «Универмаге».

Михайлову, кажется, радости это сообщение не принесло совсем.

— Что-нибудь еще?

— Да. Смотрел медицинскую книжку Дубовицкой. С сердцем у нее, оказывается, все в порядке было, а мы ее на инфаркт списали, — ухмыльнулся Скудынь.

— Не мы, а руководство, — отрезал раздраженно Михайлов. Он, сдавалось, был совсем опустошен. Мало того, что раскрытие преступления не продвинулось не на йоту, так еще всякие бумагомараки начинают раздувать общественное мнение.

Скудынь прервал его:

— Я слышал, тебя вызывал уже на ковер?

Михайлов кивнул.

— Получил дыню?

— И ты получишь, если будешь придираться. Давай, вали отсюда, иди в «Универмаг», выясни все о Пряхине, а я на его квартиру загляну, поговорю с соседями. Встретимся после обеда.

Скудынь поднялся.

— У тебя, случайно, сигаретки не найдется? — остановил его на полпути Михайлов. — Не помню, где свои засунул.

— Держи, — протянул ему Скудынь раскрытую пачку «Космоса».

— Благодарю, — прикуривая, проговорил Михайлов. — Иди уже, мозолишь глаза, дай сосредоточиться.

Скудынь, зная тяжелый характер Михайлова, не стал с ним препираться, удивился только: рассеянности за Михайловым раньше не наблюдал. Видно, здорово его потрепал сегодня Маралов.

Дом, в котором жил Пряхин находился всего в каких-то двух шагах от горотдела. Обыкновенная, ничем не примечательная «хрущевка», с деревянными полами на лестничных площадках и такими же деревянными крашеными перилами. Два этажа, кирпичные стены, высокий — почти в человеческий рост — чердак, масса деревянных сараев вокруг, густые заросли желтых акаций во дворе и у подъезда.

Михайлов вошел вовнутрь. «Четвертая квартира», — сказал ему Скудынь. Михайлов постучал в бурую деревянную дверь четвертой квартиры. Открыла ему серая морщинистая старушка в истертом, бледно- синего цвета халате. Узнав, что он из милиции, насчет Пряхина, она впустила его, а сама поплелась на кухню. Михайлов последовал за ней.

В кухне, куда они с хозяйкой попали, Михайлова удивило обилие зелени. Каких только растений тут не было: и традиционная традесканция по стенам, и соперничающий с нею трехцветный плющ, кажущийся в этом освещении неестественным, и разновидные бегонии в горшках на буфете, холодильнике и посудном шкафчике, одни из которых разалелись яркими цветами, и даже азалии, еще не цветущие, но уже набухающие в предчувствии рождения новой жизни. «Прямо ботанический сад какой-то», — подумал Михайлов, присаживаясь на стул, предложенный хозяйкой.

— Чай будете? — спросила его старушка, и Михайлову сразу стало как-то легко, так будто он попал к своей старой знакомой.

— Если можно, — ответил он, продолжая любоваться растениями.

В кухню заглянул рыжий, с белым брюшком и белыми лапами кот. Усы и брови его были необычайно длинны. Он стал сразу ластиться у ног Михайлова и изредка посматривать на него.

Увидев кота, хозяйка без злости, мягко крикнула на него:

— Иди, иди в комнату, подлиза. Провинился, теперь пришел ко всем тереться. — Она налила Михайлову в чашку чаю и поставила его перед ним.

— Скажите, Варвара Ильинична, — начал Михайлов, дожидаясь, пока чай чуть остынет — он не пил слишком горячий. — Вы Пряхина давно знаете?

— Да как давно? Он-то всего год как у нас проживает. Так-то близко я его не знаю. Вижу: живет человек, ходит. Я, знаете ли, все больше у окна сижу, у меня улица видна, я ведь стара, больно не нагуляешься.

— А откуда Пряхин приехал, не знаете?

— Не знаю, я же говорю вам, что вообще его плохо знала. Так, пройдет мимо, поздоровается по-соседски.

Михайлов понял, что задерживаться здесь нет смысла. Можно только удивляться, как эта женщина еще узнала Пряхина по телевизору.

— Да вы пейте чай, пейте, — проговорила старушка. — Чай липовый, сама рвала. Разве не вкусно?

— Спасибо, Варвара Ильинична, — поблагодарил Михайлов, смакуя чай. — А где он жил, Пряхин?

— Жил? Этажом выше, — вскинула она два пальца вверх. — Номера не помню, но, вот как у меня, — показала она опять рукою, а то левее.

Михайлов хлопнул себя слегка по правому карману. Нет, ключ от квартиры Пряхина он не забыл. Нужно подниматься. Он встал.

— Ну, спасибо за чай, Варвара Ильинична, пойду, наведаюсь к Пряхину.

— Так его что — убили? — спросила Михайлова ненавязчиво старушка.

— Убили? — спросил ее удивленно Михайлов. — Почему вы так решили?

— Ну раз по телевизору показывают…

— Так это просто, чтобы узнать, что за человек. При нем же никаких документов не было. А так он умер от инфаркта.