Какая она, победа? - [6]

мной возиться, сойти с маршрута. Совесть надо иметь...

Ваня уходит, а Балинский смотрит ему вслед. И завидует ему. И

теряется в догадках, откуда у этого человека такая сила воли, такое

настырное желание добиться своего? Он, Балинский, так не может. Не

хватает его на все. После работы, едва доберется домой, едва умоется и по-

ужинает, глядишь, надо бежать на занятия, садиться за книгу, а сил на это

нет. Едва ли он сам поступил бы в вечерний строительный техникум, ребята

заставили. Но как выдержать? Он засыпает над книгой, засыпает на занятиях.

Конечно, все «вечерники» работают, но ведь работа работе рознь!

Ну а Иван? Он тоже работает на створе. Вместе, в одной связке

спустились они прошлой осенью по пятисотметровой стене левого берега.

Вместе наводили переправу через Нарын в районе шестнадцатой площадки.

Вместе занимались разведкой неустойчивых массивов, ходили на съемку с

геологами. А что значит выйти по спецзаданию с геологами? А это значит,

что надо доставить в заданную точку группу специалистов со всем

необходимым им инструментом. А эта точка — вертикальная плоскость

известняковой плиты, отшлифованной до глянца камнепадами и водой. А под

нею двести метров высоты, и камень, выпущенный из разжатых пальцев,

падает прямо в Нарын, даже не коснувшись скалы.

Вспомнить только, как с Ваней Морозовым бродили однажды по самой

хребтовине гор Исфанджайлоо, как, ликуя, шли по плавным увалам

вознесенных над миром и еще не стравленных отарами альпийских лугов,

мимо зеленых, словно затаившихся в этих лугах озер, выдававших себя разве

что снеговыми отражениями далеких вершин и многобашенных облаков.

Вспомнить, как перевалили в Кен-Коль, как метров шестьсот с отчаянной

скоростью глиссировали по оставшемуся с зимы снежному желобу, как со

17

всего маху, без всяких переходов врезались в разливанное море цветов, таких

разных, чистых, безымянных и ничуть не гнетущих друг друга, какие бывают

только на альпийских лугах, таких вот высоких и отдаленных, как

Исфанджайлоо!

А как забыть холодную ночевку на Баубаш-Ата? Почти у самой

вершины? Как всю ночь пришлось ворочать камни, бросать их вниз, чтобы

согреться? Иногда казалось, что камни летят прямо в светящиеся рои желтых

искорок, мерцающих в черных омутах ночных долин. Но камнепады

затихали тут же, у подножия, а ночные огни казались далекими мирами, до

которых бог знает сколько световых лет. Трудно поверить самому себе, что

ты бывал в этих галактиках, знаешь их по названиям, жил в них, а то и

живешь сейчас, хотя бы вон в той, чье зарево едва-едва проступает из-за

могучей спины хребта Исфанджайлоо. Там Кара-Куль. Здесь, по эту сторону

гребня Баубаш-Аты, млечный путь Ферганской долины с созвездиями

Майли-Сая и Таш-Кумыра, с пылающими туманностями Джалал-Абада и

Оша. Как пожалеть об этой холодной ночевке? Как счесть ее за досадную

оплошность и неудобство? Мало ли их было, вполне комфортабельных и

благополучных ночлегов, остались ли они в памяти?

С ним, Ваней Морозовым, били они «наклонку» к проклятому всеми

изыскателями и проектировщиками сорок шестому массиву. Все очень

сомневались в его устойчивости, и тогда понадобилась разведочная штольня

метров на пятьдесят от третьего яруса. А ведь выше третьего яруса вода в

трубах не поднималась, и, значит, все сто погонных метров штольни надо

было бурить всухую. То есть вся пыль твоя.

Штольня разведочная и к строителям, а тем более к скалолазам-

монтажникам прямого отношения несмела. Но изыскатели испытывали

острую нехватку людей, и соседи пришли за помощью.

—Ну, братцы, кто смелый?

Взялись Балинский и Морозов. Вызвались прежде всего потому, что

никто из них никогда не был проходчиком, не был взрывником. Не были?

18

Значит, надо попробовать.

И еще одно подстегнуло. Чья-то фраза. Дескать, кому надо, тот пусть и

делает. А настоящий скалолаз под землю не полезет, если себя уважает.

Каждому свое!

Ладно, значит, они не настоящие. Били вдвоем. Два долгих зимних

месяца, неизвестно от чего больше страдая: то ли от пыли, то ли от холода,

нестерпимого на гудящем сквозняке створа. Освоили перфораторы. Балин-

ский получил пятый разряд по ведению взрывных работ. Сами забуривали,

сами рвали, качали породу скреперной лебедкой, делая все так, как будто

только этим всю жизнь и занимались...

А Иван учится. . И где, в политехническом! Пишет курсовые, ездит во

Фрунзе на сессии, переходит с курса на курс. Патрулирует по вечерам с

дружинниками. Ходит на тренировки. Бегает кроссы, да так, что приходится

даже усмирять его, попридерживать. Чего доброго, так и сердце запороть

недолго. Откуда в людях такая настырность?

УЛИЦА. ОТЕЦ. СУЛЕЙМАНКА

—Балинский! Яшар Газиевич сказал, что, если вы еще раз встанете со

стола, у вас отнимут штаны. Вы слышите, Балинский?

Балинский кивает головой. Ему и самому не очень хочется вставать,