Какая она, победа? - [5]

Он прожег до кости ладони, оставляя на веревке кожу и кровь. Но

пальцы не разжал. Встал на ноги, замахал руками — это пришла боль.

Подоспели ребята. Решили, что Балинский показывал «класс», и поспешили

выразить восхищение. Увидев руки, охнули, бросились за аптечкой и извели

все запасы бинта.

— Это не беда, — только и оставалось сказать Балинскому, — так, что

ли, Альгис?

А сам страдал. Не только от боли. От досады, от злости на себя, на

«невезуху», на то, что «пропало лето». Работать нельзя, он изнывал от

безделья, а возвращаться в Кара-Куль тоже не имело смысла, да и стыдно:

отличился! Лучше бы уж поехал в экспедицию. «Мастера» бы выполнил!

Ему, собственно, безразлично, мастер он или не мастер, но других это

почему-то живо интересует. Дескать, сколько лет занимается, а все кандидат.

14

Может, это потолок для него? Предел? Надо бы их разубедить. Тем более что

нет в этом никакой проблемы. Шесть «пятерок» нужно для мастерского

звания. А у него их двенадцать. Ему баллов не хватает. А для высоких

баллов, присуждаемых за участие в первенстве, мало сделать хорошее вос-

хождение. Надо, чтобы еще немного и повезло.

ВАНЯ МОРОЗОВ

— Кто здесь Тоха? А, это вы, Балинский? К вам. Только на минуту. И

вообще Яшар Газиевич сказал, что если эти хождения не прекратятся. .

Интересно, что будет, если хождения не прекратятся? А ведь они не

прекратятся, только начались. Еще не все знают, что Балинский спину

сломал, но ведь узнают! А прийти есть кому, шесть лет на стройке,

назнакомился. Бушман как-то подсчитывал — человек шестьсот прошли

через курсы скалолазов. А готовили кто? Володя Аксенов да они с Элей. Есть

крестники. Успевай, нянечка, дверь открывать.

Нянечка отступает в сторону, в дверях появляется Морозов. Ваня хмур,

озабочен, то и дело приглаживает жесткий ежик рыжеватых волос. Ему явно

не по себе. Он все еще считает себя виновным в случившемся, а когда Ваня

волнуется, его прибалтийский акцент становится заметней. Он из Риги.

Работал монтажником на рижских стройках, занимался альпинизмом. Когда

в газетах замелькали названия Нурека, Ингури, Нарына, решил ехать. Куда?

Конечно, в Киргизию. Тянь-Шань! Этим все сказано. Ведь там Хан-Тенгри!

Пик Победы! Мраморная стена!.

Ваня приехал в Нарын. И тут только обнаружил, что город Нарын и

ударная комсомольская стройка на Нарыне далеко не одно и то же. Именно

далеко — километров восемьсот, если ехать машиной вкруговую через

Рыбачье и Фрунзе, огибая чуть ли не весь Тянь-Шань. В Нарыне строили

другую станцию, совсем небольшую по сравнению с Токтогульской, хотя

тоже среди гор, в диком, сумрачном каньоне реки Ат-Баши. А вокруг было,

15

раздолье Внутреннего Тянь-Шаня, не тронутое ни альпинистами, ни ту-

ристами, населенное чабанами, геологами да охотниками — ходить да

ходить!

Так рижанин Морозов попал на строительство Атбашинской ГЭС,

известной разве что в Киргизии, да и то не всем. Он навешивал трапы, чтобы

люди могли подняться в труднодоступные места створа, обирал скалы от

ненадежных камней, а в свободные дни отправлялся в горы, благо они

вставали сразу за крайними бараками. Единомышленников не было. Хотя

основное

население

поселка

и

составляли

так

называемые

«вольнохожденцы», никакой романтической тяги к вольному хождению по

окрестностям они не проявляли. «Дались эти горы! Век бы их не видеть».

И Ваня ходил один. Пока, наслышавшись о Кара-Куле, не затосковал.

Он все чаще стал думать о переезде, но уволиться было трудно, почти

невозможно. Просьбы о переводе в Кара-Куль воспринимались как

дезертирство с трудного участка. Перебраться удалось только через год, да и

то со скандалом. Воспользовался командировкой. И когда увидел

Токтогульский створ, стену левого берега, задания, которые выполняют

скалолазы участка освоения склонов, в Ат-Баши не вернулся. Ладно, он

согласен ходить в дезертирах, если только по таким спецзаданиям.

С Балинским познакомился просто. Даже не вспомнить как. Тем более

что Балинский не из тех счастливых людей, которые очаровывают с первого

взгляда. Не всем нравится он и со второго. Что ж, Морозов приехал не ради

каких-то симпатий, главное, створ, скалолазание, вершины. А этим Толя как

раз и занимался. Уже через несколько восхождений Морозов установил

следующую закономерность, определившую отношение к товарищу раз и

навсегда. Он разный, Балинский. И те, кто знает его по поселку, они не знают

его. Но чем выше гора, чем труднее приходится людям, тем спокойнее,

мягче, деликатнее становится Толя. Ни суеты, ни крика, только собранность

и чуткое желание прийти на помощь, готовность выйти вперед, взять на себя

самое трудное и тут выложиться до конца, сделав даже невозможное.

16

Как-то раз Ваня заметил, что Балинский не пьет на маршруте холодную

воду.

— Простыть боишься? — спросил Морозов.

— Боюсь, — ответил Балинский, — я заболею, а кто-то должен будет со