Как жить? - [6]

Моя политическая статья 190, введенная в 1966 г, при Брежневе, предусматривала только уголовные камеры и зоны, где содержали по этой статье только одного человека. Ты, мол, за народ, ну так и посиди, поживи с этим народом. Такова была логика «народной» коммунистической власти. Не случайно в 1989 г. на съезде народных депутатов СССР первой отменили именно эту статью. А меня, значит, реабилитировали.

А пока на зоне администрация первым делом предупредила меня, чтоб я ничего не писал. И жалобы зекам тоже. Я не послушался, и меня посадили в ШИЗО (штрафной изолятор): «Хватит лить грязь на администрацию, на Советскую власть».

Но чем-то надо было занять мозги. В библиотеке собрание сочинений Ленина 30-х годов. Вот я для отвода глаз конспектировал. Где, когда? Ведь личного времени практически не было. В библиотеке не посидишь, в казарме условий не было. А день — на работе, рыли ямы под какой-то фундамент. Был у нас там вагончик. Для перекура, спецовки, зимой — для обогрева. Бригада отгородила там закуток, сделала что-то вроде стола и освободила меня от лома с лопатой. Я писал там жалобы — они стекались уже со всей зоны. Конспектировал Ленина, пытался писать что-то свое. Приближение кого-либо из администрации было заметно со стройки, и меня сразу предупреждали. Я прятал бумаги и выходил.

Так я начал вот эту автобиографическую беллетристику. Думал: ничего особенного, никакой политики. Воспоминания детства. Если найдут, не подкопаются. Кусками буду передавать жене на свидании.

Тем не менее, глаз за мной всегда был. Еще когда я только прибыл на зону, хозяин сказал: «Каждый ваш шаг нам будет известен». Стучали везде: в отряде, в бригаде. Некоторые мне в этом сами признавались. Успел я передать лишь этот текст, который сейчас предлагаю читателю. Остальное сожгли. Однажды зимой в 6 утра на подъеме пронеслось: горит вагончик. Сгорел дотла вместе со спецовками, маргарином, моими бумагами… Ну кто ночью смог поджечь? Оперативники не скрывали: «Тебя же предупреждали, чтоб не писал». И перевели в цех, делать прищепки. Где зимой, сидя на металлическом стуле, я заработал геморрой.

После освобождения в августе 1983 года мне нельзя было жить не только в Москве, но и в областных городах. Ни жилья, ни работы, и документы украли. Пять лет я проболтался в лесах, то — в геологии, то — в турбазе кочегаром. Задумал трилогию «Лютый режим». Первую книгу «Московские тюрьмы» я написал. Следующие должны быть «Зона» и «Изгой». Особенно рвался дойти до «Изгоя» — мало прописанный сюжет в лагерной литературе. Когда тебя вроде бы освободили, а места в родной стране нет, и друзья, бывшие коллеги шарахаются.

Не получилось. «Московские тюрьмы» я предложил сначала в «Советский писатель». Получил рецензию — донос в КГБ от Ю. Скопа. Знакомый редактор спешно вернул мне рукопись, пока рецензия не пошла дальше по назначению. Я отправил книгу в Париж, в «Русскую мысль», и в Америку друзьям. В результате она где-то прозябает здесь в Москве — в архиве фонда Солженицына.

Написано несколько глав второй книги «Зона». Так они рукописные и лежат у меня по сей день. С перестройкой, с последующей революцией много было работы в самиздате, основал свой журнал «Права человека». Да надо было зарабатывать на кусок хлеба. Тут уж не до трилогии. Тем более, никто не печатает. И только на пенсии, начав писать рассказы, наткнулся на забытую лагерную рукопись, которую сейчас предлагаю.

Зачем? Ну, не пропадать же. Может быть, кому интересно. А главное, здесь несколько слов о матери. Всю жизнь, где бы я ни был, она была рядом. В тюрьме и на зоне не пропустила ни одного свидания. Регулярно писали друг другу. Недавно она умерла. Но успела ознакомиться с этим текстом, я выслал ей в Хабаровск. Спросил: сколько мне было лет в той туркменской землянке? Она сказала: два с половиной года. И теперь, когда я осиротел, а жизнь продолжается, мне особенно дорога память о матери.

2009 г.

Друг мой

П. В. Симонову посвящается

Последнее время часто думаю об актрисе Евгении Симоновой. А теперь вот уже просыпаюсь с мыслью о ней. Значит, надо писать, в чем тут дело. Иначе не проходит.

Не в ней, собственно, дело. Ни разу не видел ее в театре. А в фильмах она не звезда, естественная такая девочка, каких, наверное, много. Дошло до курьеза.

Недавно, так уж случилось, по телевизору смотрел кино «Валентина» Глеба Панфилова по пьесе, кажется, «Прошлым летом в Чулимске». Старый фильм. И этот молодой, гениальный иркутский драматург Александр Вампилов давно погиб на Байкале. А пьесы до сих пор идут в разных театрах. Вот такой он драматург, как в XIX веке Островский. Наш бытописатель.

Ну, в кино-то Чурикова, жена Панфилова. А в главной роли «Валентина» — девочка, я был уверен — Симонова. Не буду пересказывать, это отдельная тема, но кино мне не просто понравилось — я полюбил этот фильм. И Валентину, конечно. Оказалось, ее играла Дарья Михайлова. Дай Бог этой девочке! Но мне уже всюду мерещилась Симонова.

А еще до этого смотрю в газете анонс спектакля в клубе «Эльдар», где-то на Ленинском проспекте. Играют двое: Симонова и Маковецкий. Где этот «Эльдар»? Сейчас ведь так много переменилось. А хотелось сходить. Но там не постоянная площадка, актеры играют в разных театрах. А тут, наверное, антреприза какая-то. До сих пор не знаю, где этот театр и вообще что это такое. Жалею лишь о том, что пропустил спектакль. Очень хотелось бы видеть Симонову и Маковецкого. Тем более, что с Сережей я знаком. Он приглашал на свои спектакли. То в «Маяковку», потом смотрю — он уже в Вахтанговском, потом фильмы, антрепризы — я уж не знаю, где искать. Да и не такой уж я театрал, чтобы специально домогаться чего-то.