Как жили мы на Сахалине - [31]

— Не бывал раньше на Сахалине? Значит, съездишь, посмотришь и нам расскажешь… Подготовить приказ, выдать командировочное удостоверение сроком на два года.

Дома случился скандал. Жена стала требовать, чтоб не ехал, грозилась пойти к прокурору республики и расстроить мою командировку. Не знаю, какая муха меня укусила, но я вдруг загорелся таким желанием, что остановить меня не мог никто. Если бы вдруг прокурор Башкирии отменил почему-либо свой приказ, я бы отправил телеграмму в прокуратуру РСФСР, а то и Генеральному прокурору Союза, но на Сахалин уехал бы все равно. Мне тогда подумалось: вот представилась возможность совершить поступок, испытать себя, уйти от привычных обстоятельств, оставить друзей, соседей, прочное место и ринуться неведомо куда. Хуже будет? Но именно потому и надо ехать! На все упреки жены и матери я отвечал:

— Ну что, на второй день после моего отъезда деревья тут засохнут или речка обмелеет? А два года командировки пролетят быстро. Мы будем гордиться, что выезжали так далеко.

После майских праздников 1946 года я выехал на Сахалин пока без семьи. Забрал я своих осенью, когда устроился с квартирой.

От Уфы до Челябинска доехал пассажирским поездом, там познакомился с капитаном дальнего плавания. Решили мы ускорить продвижение и пересели на «пятьсот веселый»; однако пассажирский поезд нас обогнал на другой же день. В общем, с муками добрались до Хабаровска, где я вздохнул облегченно. Дальнейшие хлопоты взяла на себя краевая прокуратура. На военном транспортном самолете прилетели мы в Сокол, а на товарняке приехали в Тойохара.

От Тойохара до Эсутору

Столица южного Сахалина произвела впечатление удручающее. Весь город деревянный, домики из досточек, все кругом черно, из окон торчат гончарные трубы, будто это не жилые дома, а фабрики. Нигде ни кустика зелени, над квартирами полно воронья. Улицы пустынны, прохожие редки. Одежда на них темно-синяя, однообразная, с огромными иероглифами на спине. Завидев русского, моментально переламываются в поклоне. В городе нет ни машин, ни трамваев, ни автобусов. Иногда проедет повозка, в которую впряжена крупная лошадь. Жилища изнутри совсем непривычны: перегородки, оклеенные бумагой, раздвигаются или убираются вовсе, наподобие ширм; полы покрыты циновками; столики низенькие, садиться надо по-восточному, скрестив ноги. Идеальная чистота внизу и черные, закопченные потолки от печек-времянок.

В поисках областной прокуратуры совершил я экскурсию по городу и нашел некоторые кварталы иными, каждый двор ухожен, внутри растут деревья, выложены горкой камни. Видно, что тут люди состоятельные.

В прокуратуре Южно-Сахалинской области встретили меня доброжелательно, вручили приказ о назначении прокурором Эсуторского района, а как туда ехать — никто не знает. Глянули мы на физическую карту и решили: надо ехать до города Сикука (Поронайск), а оттуда добираться до Эсутору (Углегорск). Быть того не может, чтобы от восточного побережья до западного не существовало дороги. Авось доберусь!

В одном из вагонов нашел я русских — муж с женой ехали в Макаров. Мужа направляли на бумажный комбинат, а жена только гадала, какая работа ей сыщется. Время провели мы весело, у них нашлась кое-какая снедь, они меня угостили.

Сошли они, я остался один среди японцев. Из-за высоких спинок вижу только тех, кто сидит ко мне лицом. Сидят смирно, ни о чем не разговаривают. Лишь теперь я замечаю, что вагон мрачен, поезд ползет медленно, часто останавливается. Позже мне объяснили, что машинист тормозит в любом месте, где увидит пешехода с поднятой рукой.

Большинство пассажиров имеют за плечами рюкзаки таких объемов, что ноша возвышается над головой. Странно было видеть, как в вагон входит пара: японка с лошадиной поклажей за спиной и ее муж безо всякого груза, праздно заложив руки за спину.

В сумерках прибыли в город Сикука. Вышел я на площадь — своих никого. К редким прохожим обращаюсь — они кланяются, как заведенные: «Вакаранай, вакаранай!». Позже узнал: «Не понимаю!». Пришлось возвращаться на вокзал и с помощью железнодорожников искать гражданское управление. В те времена работали до глубокой ночи, и начальник управления оказался на месте. Относительно выбора моего маршрута высказался:

— Не зная броду, не суйся в воду. Дороги на Эсутору от нас нет. Надо возвращаться обратно. Хотя постой! Тут неподалеку, в Найро (Гастелло), стоит авиачасть. Летуны картошку возят из Ками-Эсутору самолетами. Утром поезжай к ним, может, повезет.

Дал он мне переводчика, который проводил в гостиницу. Поутру я приехал в Найро, быстро нашел летную часть, где меня накормили плотным завтраком и посадили в самолет, летевший по каким-то делам в Эсуторский район. Приземлились на полевом аэродроме, а гам как раз районная власть — начальник гражданского управления и его заместитель по политчасти, провожали они кого-то в Хабаровск. Обрадовались моему приезду:

— Нашего полку прибыло!

Дела и делишки

Ну-с, вот и стал я прокурором Эсуторского района. Есть помещение, которое надо ремонтировать, но нет ни помощников, ни следователей, ни секретаря. А дела уже повалили: в шахтерском поселке японец убил свою жену; в городе случился крупный пожар, есть подозрение в умышленном поджоге… И пошло, и поехало!