Как я любил тебя - [8]

Моя сестра Евангелина, дочери Данчиу и Мэною, всегда улыбающаяся дочка Згардаша и самая старшая из сопливых девчонок нене Иордаке окружили невесту:

— Не страшно тебе, Маричика?

— А чего мне бояться? Нет, подруженьки, ни капельки не страшно.

— А ты, Маричика, вроде бы дрожишь.

Тетка Звыка, маленькая, кругленькая, обрушивается на девчонок:

— Вы чего к невесте прицепились? Не приставайте! Она, бедняжка, и сама не знает, что ее ждет.

— Нене Стэнике ее ждет. Объятья ждут. Поцелуи.

Невеста шепчет:

— Господи, господи! Хоть бы эта ночь скорей минула!

— Минует, Маричика! И не заметишь, как минует.

Вдоль стен расставлены столы и длинные лавки. Все кровати в доме разобрали по досточке, чтобы лавок на всех хватило.

— Свадьба-то с подарками?

— С подарками.

— Видать, не поскупилась свекровь на свадьбу — вон сколько гостей назвала.

— А чего же ей было скупиться? Гости столько надарят, что с лихвой все расходы покроет.

— Расходы! Да она еще в прибытке останется.

— И Маричика не с пустыми руками в дом пришла.

— Не с пустыми! Да у этой конопатой приданого на целое хозяйство!

С самого утра на плите теснятся чаны, котлы, пузатые глиняные корчаги.

Ох и вкусно же пахнет — слюнки текут, живот подводит от голода. И в горнице, и в сенях, и на крыльце даже пахнет голубцами в сметане, тушеной капустой со шкварками, жареной бараниной с рисом! Благоухают на весь двор, занесенный снегом, а снег валит и валит крупными, тяжелыми хлопьями. Музыка заиграла! Музыканты ударили по струнам что есть силы — пошла гульба! Горячая ракия — чудо из чудес! Потихоньку-полегоньку всех забирает. Выпьешь кружку, полную до краев, плеснешь за спину последнюю каплю и просишь, чтоб еще разок налили, да пополней. Лица мужиков разгладились, посветлели. Посветлели, разгладились и лица баб. Нета обносит гостей горячей ракией. Улыбаясь и пошучивая, следит, чтобы у всех всего было вдосталь. Потчует гостей и вдова Петра. Она от радости так и светится — подарки и приданое невестино в уме перебирает.

— Твое здоровье, Петра.

— Твое, соседушка.

Нене Стэнике с полным кувшином вина переходит от одного гостя к другому. Рядом с ним Маричика, и у нее в руках полная кружка, но она со всеми только чокается, а пить не пьет. Невеста на свадьбе — что жемчужинка.

— Твое здоровье, нене Елие!

— Будь счастлив, Стэнике! Свадьба у тебя на славу!

— Твое здоровье, нене Паску Олог!

— Счастья тебе, Маричика!

На устах у всех одно пожеланье: «Будь счастлив» да «Счастья тебе». И еще: «Пошли вам бог счастья!»

Мы с Кривым Веве пристали к Нете, как репьи. Ходим за ней по пятам. Куда она — туда и мы. Ходим и молчим. И просить ничего не просим. Опасаемся. Но вот Нета обернулась. Я смотрю ей прямо в глаза. Уставился и Веве своим единственным глазом.

— Ну а вам чего?

Я молчу. Кривой Веве, путаясь, объясняет:

— Нам бы… того… повеселиться…

— Ну и веселитесь на здоровье! Кто ж мешает?

Нета смеется. Зубы у нее крупные, белее снега, что на землю прямо с неба падает.

— Как же нам веселиться, если у нас кружек нет?

— Найдите.

Этого нам и нужно. Мы шмыгаем туда-сюда, шарим по лавкам, по полкам. Наконец отыскиваем две чашки, позабытые кем-то возле ведер, на скамеечке. Нета наливает нам ракии.

— Смотрите, не захмелейте.

— Не бойся, не впервой!

— Твое здоровье, Веве!

— Твое, Дарие! Дай бог, чтоб нам никогда хуже не было, чем теперь.

— И еще даже лучше было, чем теперь, Веве.

К нам подходит мой брат Ион. Его слегка пошатывает. Он забирает у меня из рук чашку.

— Не пей, тошнить будет.

— Ну и пусть. — Брат опрокидывает мою ракию себе в рот, сует мне пустую чашку и исчезает. Исчезает, будто его и не было. Музыканты обливаются потом. Гости тоже. Печка жаром пышет. В горнице теснота. Воздух — хоть топор вешай.

— Закусить-то есть чем, хозяюшка?

— Нета, ты что, голодом нас заморить вздумала?

— Просим за стол!..

— Ну, давно бы так!

Мужики рассаживаются по лавкам. Жены с ними рядышком. Засуетились старухи, что стряпали и кухарили. Вносят ковриги хлеба. Поостыл-то хлебушек. И не пышен. И подгорел вроде с правого бока. Но все помалкивают.

— Голубцы! Кто хочет голубцов?

— Капуста со шкварками… Кому капусты и шкварок положить?

— Мне голубцов. Давненько не едал.

— А мне капусты. И шкварок, шкварок побольше.

— А в ней перец есть?

— Как же без перца? Капуста без перца мороженой луковицы не стоит.

Мужики зачерпывают из глиняных мисок пятерней. И жены их из глиняных плошек пятерней зачерпывают. Хлеб хоть и не горяч, да вкусен. Корочка на нем поджаристая, яйцом подмазанная. Я притулился возле отца. Ем из его миски. Музыканты возле двери стоят. Там их место. Там они и стоят.

Поет, заливается волынка,

вторит, подпевает ей кларнет,

перебирает струны кобзы

разудалый рябой цыган,

весело насвистывает

най[2].

Парни, которые, как водится у нас в Омиде, пришли на свадьбу без приглашения и толкутся в сенях, проголодались так, что в животах урчит.

— Что-то не жалуешь ты нас, красавица, совсем не жалуешь, — укоряет Нету Авендря.

— Потерпи, милок, скоро и вас накормим.

Старухи достают с полки деревянные блюда. Выскребывают корчаги. Вываливают все, что осталось. Выносят ковриги хлеба.

— Кушайте, милые.

— Веселитесь, дорогие.