Как слово наше отзовётся - [5]

7.

Звали эту молодую женщину Даша, и она тихо, робко вышла в мир из своей небольшой квартиры на девятом этаже, впервые после отмены карантина.

Чуткая натура, Даша остро переживала момент, и когда объявили о том, что пандемия отступает, ощутила привкус победы. Победа эта не явилась в одночасье, как излитый с небес «громкокипящий кубок», но шаг за шагом, не торопясь и не задерживаясь, распространялась всё дальше и дальше и с каждым шагом охватывала всё более обширные территории души и физического пространства.

Даша вышла в сквер, где стоял – в своё время жарко дискутировавшийся – памятник, и тотчас поймала на себе негодующий взгляд кота, который доселе ощущал себя безраздельным господином всея детской площадки, газона, асфальтовой дорожки и прочая, и прочая, и прочая. «Кто ты, о дерзкая, вторгшаяся во владения мои?» – вопрошал кошачий взор. Даша тихо засмеялась. Кот с достоинством удалился в кусты.

Молодая женщина села на лавочку возле выключенного фонтана, подставила лицо солнцу. Когда вся её маленькая вселенная наполнилась оранжевым светом, она открыла глаза, потому что ей показалось, будто кто-то пристально смотрит на неё.

И точно – на лавочке напротив восседала… почти точно такая же «Даша». Сходство было разительным и в то же время карикатурным: чуть-чуть искривлённый нос, один глаз немного выше другого и определённо косит, но во всем остальном – те же черты, испорченные, как в кривоватом зеркале. Та, вторая, «Даша» посасывала кофе из бумажного стаканчика, чередуя его с тонкой сигаретой, распространяющей удушливый дым. То и дело она бросала на свою визави равнодушные взоры, затем задавила сигаретку о скамейку, сунула смятый стаканчик между рейками сиденья и поднялась. Юбка была ей длинновата и волочилась по земле, при ходьбе «Даша» то и дело наступала на подол и останавливалась, беззвучно бормоча ругательства. Из её рукавов, из карманов на юбке, из-под подола бесконечным дождём сыпались мятые бумажные стаканчики с логотипами самых разных кофеен.

– Что… это?.. – пробормотала настоящая Даша, не в силах пошевелиться.

Странное существо повернулось к ней, словно его окликнули, и улыбнулось. Беззубый рот существа расплывался всё шире. Даша застыла, не чувствуя ни рук, ни ног. Существо, шатаясь, побрело дальше по дорожке.

– Девушка, вы в порядке? – раздался голос.

Даша вздрогнула и как будто очнулась.

– Я? Заснула, наверное… Простите… – пробормотала она и тряхнула головой, пытаясь сбросить оцепенение. – Так неловко!

Рядом с ней стояли Евсеев и Серёгин. Они прервали разговор и подошли к лавочке, потому что им показалось, что с женщиной плохо. «Свежий воздух – он с непривычки убивает», – высказался Серёгин по этому поводу.

Даша узнала Евсеева и слабо улыбнулась ему, но тут же снова вздрогнула, омрачилась и поневоле посмотрела туда, где стояла, покачиваясь, вторая «Даша». Серёгин проследил её взгляд и присвистнул:

– Во страховидла!

– Вы знакомы? – удивилась Даша.

– С ней-то? – Серёгин посмеялся.

Над крышей ближайшего дома показался рыхлый край облака. Серёгин посмотрел наверх, потом перевел взгляд на Дашу и добавил:

– Вы тут посидите, отдышитесь, а то ужас как побледнели. Поэтическая вы натура. Прямо как Евсеич.

– Я как раз не бледный, – возразил Евсеев.

– А я тут, прямо скажем, сбледнул, – признал Серёгин. – Знаешь, возле «Авроры» два «Лениных» ходили, один революционный матрос и «Пётр Первый»? К прохожим приставали, чтобы сфоткались? Повыползали снова. Но странные какие-то. «Пётр Первый» стал как тот шемякинский, с крошечной головой и длиннющими пальцами. У матроса голова как у скелета. Не знаю, кому охота с такими фоткаться.

Евсеев замер. Нехороший холодок прошёлся у него по спине. Он сказал:

– Давай-ка зайдём к одному моему приятелю, а? Что-то беспокойно мне за него стало. Боюсь, что насамоизолировался он там по самые помидоры.

– Ты ему звонил?

– Да нет, причины не было…

– Тогда сейчас чего забеспокоился?

Страховидла уже исчезла, только след из мятых бумажных стаканчиков тянулся по всей дорожке.

– Сейчас причина появилась, – сказал Евсеев. – Но один идти боюсь.

– Ладно, – сказал Серёгин. – Это недалеко? У меня ещё дела.

– Недалеко, – сказал Евсеев.

– Я больше никогда не смогу пить кофе из бумажных стаканчиков, – прошептала Даша. – И вообще, наверное, никакой. – Она нервно потянула себя за узкий ворот «водолазки».

Кот вернулся и сидел теперь совсем близко, щурясь и топорща усы. «Так и быть, – думал он, – пусть вторгается во владения мои, эта дерзкая особа».

8.

Евсеев позвонил в квартиру Касьяна. Долго не открывали, потом послышалась какая-то возня, наконец, раздался резкий выкрик, и замок лязгнул. На пороге стоял Касьян. В полумраке его лицо белело, как лунный блин, острый нос клевал воздух, глаза бегали.

– Евсеич? – спросил он. – Чего тебе? Кто это с тобой?

– Сантехник, – произнёс Серегин звучным оперным баритоном. – Проверяю трубы на предмет протечки.

– Что, серьезно?

– Серьёзно. Представитель жилконторы с человеческим лицом.

– Евсеич, а ты чего с ним?

– Я за компанию.

Серёгин отодвинул Касьяна и вступил в квартиру. За ним скользнул Евсеев – и замер. До сих пор ему казалось, что он готов к любому, но выяснилось – нет. Квартира была завалена объедками, мятыми и шуршащими упаковками, каким-то тряпьём. На шкафу обнаружился дед с немытыми пятками, которыми он со скуки то и дело ударял о зеркальную дверцу. Два ребенка увлечённо рвали книги, разбрасывая скомканные страницы. На диване обнаружился иссохший бородач, похожий на старовера. Он лежал на спине, уставив бороду в потолок, и непрерывно гудел, не разжимая губ, как бы в подражание рою пчел.