Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии - [51]

В октябре 1928 г. доверенный человек крайне реакционных предпринимателей тяжелой индустрии и юнкерства Гугенберг был избран председателем Немецкой национальной народной партии. Он резко порвал с ее курсом на поддержку существующего государства и придал ей ярко выраженную антиреспубликанскую ориентацию. Через два месяца последовало изменение и в руководстве партии Центра. Председателем ее стал реакционный прелат Людвиг Каас. Под его воздействием эта массовая католическая партия, которая с 1919 г. в качестве «опоры государства» участвовала во всех правительствах республики, стала постепенно превращаться в главный оплот авторитарно-антипарламентской линии.

Через какой-нибудь год после избрания Кааса курс на сотрудничество с нацистами взяла (правда, к тому времени сильно поредев) и Немецкая народная партия. Председатель ее Штреземан умер, и его место, после некоторого перерыва, занял профашист Эдуард Дингельдей. И наконец, выдававшая себя прежде за один из устоев республики (а теперь постепенно деградировавшая до уровня осколочной) Демократическая партия накануне новых выборов в рейхстаг (1930 г.) объединилась с «Младогерманским орденом», который представлял собой рядившийся в средневековые одежды фашизм милитаристского толка и призывал к крестовому походу против СССР.

Усиливавшемуся крену вправо поддалась (хотя и в иных формах) и Социал-демократическая партия Германии, которая, однако, не желала сдавать свои позиции в государственном аппарате, все более попадавшем в прямую зависимость от монополистического капитала. Во главе коалиционного правительства после выборов в рейхстаг 1928 г. встал социал-демократ Герман Мюллер.

При нем произошел уже упоминавшийся кровавый разгон первомайской демонстрации 1929 г. в Берлине, а также начались новые переговоры по репарационному вопросу («план Юнга»), продолжался подрыв тарифной системы, которую поддерживали профсоюзы, было предпринято новое наступление в области экспорта германской продукции и предоставлены значительные налоговые льготы крупной буржуазии, положено начало программе строительства военно-морского флота (постройка броненосцев). Все это говорило о том, что в области внутренней, внешней, социальной политики и политики вооружения он шел в направлении, предписанном самыми могущественными предпринимательскими организациями.

Однако эта проимпериалистическая позиция возглавляемого социал-демократами общегерманского правительства никоим образом не меняла враждебного отношения крупной буржуазии к социал-демократии. Напротив. С одной стороны, магнаты монополий видели, что правые социал-демократические лидеры, вынужденные считаться со своими сторонниками, могут лишь с осторожностью продвигаться по пути демонтажа парламентаризма, ликвидации социальных завоеваний трудящихся, усиления агрессивности во внешней политике. С другой же, они опасались, что еще более явное сползание правых лидеров СДГ1Г на линию крупного капитала может привести к массовому повороту рабочих, организованных в рядах Социал-демократической партии и профсоюзов, к КПГ, изменить всю ситуацию классовой борьбы в Германии и создать ощутимую угрозу империалистическому господству.

В этой ситуации фашисты добились успехов на следующих выборах в парламентские органы различных уровней. Хотя поначалу успехи эти были ограниченными, они уже сами по себе сигнализировали о надвигающейся опасности. Так, на выборах в ландтаги Саксонии и Мек-ленбург-Щверина в мае и соответственно июне 1929 г. нацисты получили около 5 % голосов. Выборы в октябре того же года в Бадене принесли им 7 %, а общинные выборы в Пруссии (в ноябре) — немного больше. В декабре во время выборов в ландтаг Тюрингии НСДАП добилась даже И %. В 1930 г. эта тенденция, как мы увидим, усилилась.

Руководство традиционно крайне правых партий и объединений (НННП, «Стальной шлем», «Пангерманский союз») летом 1929 г. (после кровавого берлинского Первомая, запрещения Союза красных фронтовиков, усилившегося преследования коммунистической печати и т. и.) сочло, что общая ситуация уже созрела для генерального наступления на республику. Поводом для такого удара они использовали новое урегулирование репарационного вопроса на основе в тот момент еще не подписанного «плана Юнга». Он отражал изменение соотношения сил на международной арене в пользу империалистической Германии (что особенно ясно проявилось в прекращении через несколько лет уплаты ею репараций). Однако формально «план Юнга» все же обязывал Германию выплачивать до 1988 г. ежегодно около 2 млрд, марок.

Хотя выторгованные по «плану Юнга» условия были для Германии гораздо более благоприятными, чем но предыдущему «плану Дауэса», все правые экстремисты, которые теперь демагогически орали уже не просто о «репарациях», а о кабальной «дани», наперебой принялись обвинять республиканское правительство в предательстве «национальных интересов». «В конечном счете, — без околичностей заявил лидер «пангерманцев» Класс, — борьба против «плана взимания дани» должна быть обращена против самой [веймарской] системы. Борьба эта должна не прекращаться до тех пор, пока не будет поражена сама эта система и не исчезнут бесследно люди, ее представляющие»