Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки - [121]

Можно насчитать не менее трех десятков значений этого слова, начиная с автоцензуры (синонимы — самоцензура, внутренняя цензура, внутренний редактор, внутренний цензор), когда автор не публикует текст, откладывая публикацию или из конъюнктурных соображений, или опасения, что она может повредить его репутации. Внутренняя цензура может рассматриваться в отдельных, сравнительно редких случаях как своего рода самозащитный механизм, оберегающий автора и предотвращающий от столкновения с цензурой внешней и другими, еще более опасными для него компетентными органами. В этих случаях автор пишет «в полный голос», не оглядываясь на цензурные условия, но заведомо «в стол», не питая никаких иллюзий и не надеясь при существующих обстоятельствах увидеть свои произведения в печати. Обычно же этот термин употребляется в другом значении — как самоограничение автора в процессе создания или распространения произведения, при котором он руководствуются некоторыми табу, налагаемыми государством, обществом, спецификой читательской аудитории или собственным эстетическим вкусом и моральными принципами. Эта разновидность самоцензуры, особенно в тоталитарных обществах, встречается гораздо чаще и означает чисто конформистское приспособление автора к современным условиям и «правилам игры». Применительно к советской эпохе самоцензура выражалась в стремлении автора угадать идеологические, политические, моральные, эстетические и иные претензии, которые может встретить его рукопись во время прохождения в официальных контролирующих инстанциях (партийных идеологических сферах, государственной цензуре, редакциях и т. д.). Иногда ему это удавалось, иногда нет, несмотря на все старания, поскольку он не решался до конца наступить «на горло собственной песне» или не всегда достаточно хорошо знал, «откуда ветер дует». Начиная с 30-х годов самоцензура постепенно входит в плоть и кровь подавляющего большинства авторов, что самым отрицательным образом сказалось на их творчестве. Продолжительная мимикрия невольно ведет к перерождению, утрате таланта. «Внутренний цензор» становится неотделим от цензора «внешнего», причем первый из них нередко еще более строг, чем второй.

Часто говорится о цензуре издательств, редакций периодических изданий и других каналов коммуникации, проводящих ту или иную политику, цензуре общественного мнения, осуждающего определенные тексты из моральных или так называемых «политкорректных» соображений, «библиотечной», «книготорговой» «педагогической» и т. д. Упоминается также «родительская» цензура — запрещение ребенку читать определенные книги или смотреть те или иные «опасные» передачи по телевидению. В качестве одной из самых экзотических можно назвать «семейную» цензуру, осуществляемую наследниками, запрещающими публикацию тех или иных текстов, преимущественно эпистолярного характера. Порою они апеллирует к властям, требуя защитить «доброе имя» писателя. Наиболее красноречивый пример — письмо сестры поэта, Л. В. Маяковской, к М. А. Суслову с требованием запретить том «Литературного наследства» «Новое о Маяковском», вышедший в 1958 г. и содержавший переписку поэта с Лилей Брик. По ее словам, составители тома, вместо «широкой пропаганды идей и творчества Маяковского, которое и сегодня служит народу и строительству коммунистической жизни, занимаются выискиванием фактов, порочащих и снижающих его». Отдел пропаганды ЦК КПСС согласился с ней: «Содержание тома вызвало возмущение советской общественности… чувство протеста у читателей, любящих Маяковского как великого поэта революции», а «…буржуазная пресса использует эту книгу в целях антисоветской пропаганды…»[379]. В результате начался разгром Музея Маяковского, выход 2-го тома «Литературного наследства», посвященного поэту, был запрещен.

Иногда наследники налагают вето на публикацию произведений, причем на весьма значительное время, хуже, когда сами, до сдачи в государственные архивы, уничтожают «неудобные» документы или даже исправляют их, вычеркивая в письмах и дневниках те или иные имена, события, факты и т. п. Бывали и случаи, когда жены запрещали своим мужьям публиковать стихи, посвященные другим дамам[380]. Таким образом, запрет может исходить не от начальства, а от той микросреды, в которой живет пишущий, — от участников дружеского круга или даже семьи.

Число способов давления на печатное и иное публикуемое слово можно увеличить во много раз. В силу многолетней традиции, в силу того, что цензура играла зловещую роль в истории человечества, это слово почти всегда вызывало отрицательный рефлекс. Оно, между прочим, зачастую оказывается удобным, когда требуется скомпрометировать своего политического противника в глазах публики. Тем не менее, как ни странным это покажется на первый взгляд, в нашей стране и в наше время оно неожиданно приобрело положительную семантическую окраску. Социологический опрос, проведенный в 2001 г., показал, что 57 % населения полагало целесообразным введение официальной цензуры. Через три года число сторонников возросло: уже свыше 70 % (!) опрошенных считало, что необходимо вернуться к прежней советской практике и ратовало за те или иные формы цензуры в средствах массовой информации