Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки - [115]
Пытаясь спасти себя, свою власть и привилегии, а также «сохранить кадры», руководство Главлита затеяло, в духе времени, «перестройку» цензурных органов. Им предлагалось перейти частично на хозрасчетную работу. Это было что-то новое: рекомендовалось сократить штаты, заключая особые контракты с издательствами и редакциями, которые обязаны были сами оплачивать сдельно труд цензоров, исходя из количества проверенных ими печатных листов. Установлена была даже такса за каждый лист. Однако на деле гигантская машина — в одном только Главлите СССР (главке) работало свыше 1000 чиновников, сотнями исчислялись штаты республиканских Главлитов, десятками — областных и краевых, не считая сотен и сотен «уполномоченных Главлита» при издательствах, редакциях крупных газет, на радио и телестудиях — практически не потерпела сколько-нибудь существенного урона. Так, в ноябре этого года Л. Н. Царев сообщает в Главлит, что им «пересмотрена структура Ленинградского Управления с учетом создания хозрасчетного подразделения по контролю научно-технических и художественных изданий с количеством 16 единиц. При этом 16 единиц предложено исключить из существующего штатного расписания (80 единиц). Объем платных изданий, по нашему предварительному подсчету, в год может составить около 30 тыс. учетноиздательских листов, что обеспечивает необходимую нагрузку на каждого цензора»[366].
Примерно такие же отчеты прислали в Главлит другие управления. В приказе его начальника 29 апреля 1989 г. с удовлетворением отмечалось, что «по имеющимся в Главлите данным, местными органами заключены договоры на спецредактирование (новый термин — слово «цензура» уже стеснялись произносить. — Л. Б.) более 240 тыс. учетноиздательских листов на сумму более 700 тыс. рублей. Это позволило к настоящему времени перевести на хозрасчет более 140 единиц, повысить зарплату значительной части работников управлений…» В приказе были перечислены «передовые» (в том числе и Ленинградское) управления и названы «отстающие».
Главлит и его органы подверглись лишь чисто косметической перестройке (что, кстати, наблюдается и в других репрессивных органах — КГБ и т. д.). Некоторые отделы Главлита были слиты воедино, создано, например, «Управление по контролю за поступающей в СССР иностранной литературой», которому поручалось наблюдение за «поступающими из-за рубежа изданиями в целях предотвращения распространения в стране антисоветских, антикоммунистических изданий».
Под самый занавес 1988 г., 31 декабря, началась, наконец, ликвидация «книжного ГУЛАГа» — спецфондов крупнейших библиотек. Еще ранее, в 1987 г., была создана особая Межведомственная комиссия по пересмотру «Сводного каталога книг, подлежащих исключению из библиотек и книготорговой сети» и, частично, «Списка лиц, все произведения которых подлежат изъятию». О результатах ее деятельности сообщил в ЦК КПСС заведующий идеологическим отделом А. Капто. По его словам, «за период с марта 1987 по октябрь 1988 г. возвращено в общие фонды библиотек 7930 изданий, оставлено в спецфондах 462 издания явно антисоветского характера, содержащие клевету на В. И. Ленина, КПСС, Советское государство и советский народ, белогвардейские, сионистские, националистические издания». Комиссия предлагала вернуть в общие фонды библиотек около 600 авторов-эмигран-тов, поскольку «…в числе их — ряд известных писателей, таких как И. А. Бунин, В. Набоков, Н. Гумилев (как известно, он не эмигрировал. — А. Б.), Е. Замятин, философов и публицистов — Н. Бердяев, В. Ходасевич (еще одно свидетельство образованности одного из главных партийных идеологов, назвавшего поэта «философом и публицистом». — А. Б.), Б. Зайцев и другие. Зарубежные издания этих авторов, частично попавшие к нам, подлежали изъятию и направлялись в спецфонды как произведения аввторов-эмигрантов, хотя многие из них не носят антисоветского характера»[367].
В конце того же 1988 г. вышел последний «Сводный список книг, подлежащих исключению…». Из 462 книг, представляющих наибольшую опасность, 53 книги, по нашими подсчетам, составляют «сионистские националистические издания», то есть более 10 % — соотношение весьма впечатляющее. Вошла в него масса книг о вожде мирового пролетариата (святое не трожь!), издания анархистов и эсеров за 1917–1918 гг., книги П. Н. Милюкова, поэтический сборник Вл. Нарбута «В огненных столбах» (Одесса, 1920) и книга В. Машкина «В стране “длиннобородых”. Кубинский репортаж» (М.: Молодая гвардия, 1960). Выбор, как мы видим, совершенно случайный.
Одновременно Главлит СССР предлагает вернуть в общие фонды библиотек произведения авторов-эмигрантов третьей волны, изданные в Советском Союзе до их отъезда (И. Бродского, Г. Владимова, В. Войновича, Е. Эткинда и других), но очередь до их книг, выпущенных за рубежом, пока не дошла. Дольше всего не знали, что делать с А. И. Солженицыным. Вернее, знали — «не пущать». Как вспоминает упоминавшийся выше цензор В. Соколов, «последним, совершено уже комическим “оперативным указанием” стал запрет на упоминание Солженицына и публикацию его произведений». В журналах появлялись анонсы такого рода: «В будущем году журнал предполагает опубликовать произведения всемирно известного русского писателя, проживающего за рубежом». Всем было понятно, о ком идет речь, но самоё имя продолжало находиться под запретом. Лишь публикация в «Новом мире» в 1989 г. «Архипелага ГУЛАГ» сняла табу с имени писателя.
