Кадис - [55]

Я полагал, что лорд Грей спрячет от меня письмо такого опасного содержания, но, к моему великому удивлению, он протянул его мне. Это была страница из книги, на ее полях были набросаны карандашом какие-то заметки.

– Это и есть письмо? Право, я ничего не пойму, нелегко разобрать, что здесь написано.

– Зато мне все ясно… Эти черточки относятся к определенным буквам печатного текста; немного терпения и можно все расшифровать. Но мне думается, вы узнали предостаточно. Итак, больше ни слова об этом деле. Меня раздражает, злит и приводит в бешенство, что кто-то владеет частью моей тайны. Теперь подумаем о Куррито Баэсе. Друг мой, я чувствую непреодолимое желание, просто потребность кого-то убить.

– Я тоже.

– Когда мы его отправим на тот свет?

– Я сообщу вам об этом завтра ночью.

– Не хотите ли тем временем пофехтовать?

– Отличная мысль. Где шпаги? Я надеюсь до завтра приобрести в этом деле такое же мастерство, как мой учитель.

Мы начали.

– О, вы очень сильны, мой друг! – сказал англичанин, когда я нанес ему славный удар.

– Да, я неплох.

– Бедняга Куррито Баэс!

– Да, бедный Куррито! Завтра увидим.

С лестницы донесся отчаянный шум. Не выпуская шпаг, мы замерли и прислушались. И вот в комнату к нам, словно морской прибой, все сокрушающий на своем пути, ворвались две девушки, красивейшие дочери Андалузии. Вы их уже знаете. То были Мария Энкарнасьон, по прозвищу Пышка, и Пепилья Поэнка, племянница трактирщика.

– Противный! – воскликнула одна из них, легкими шажками подбегая к лорду Грею. – Как давно мы не видались! Разве ты не знаешь, что я, несчастная, умираю в разлуке с тобой?

– Милорд совсем загордился и не желает с нами знаться. Ведь мы из Виньи.

– Что за милая тварь! – сказал англичанин. – Садитесь-ка за стол, будем ужинать.

Мы уселись. За ужином не произошло ничего достойного упоминания, так что ради него не стоит отвлекать читателя от более важных событий.

XXIV

Дон Диего де Румблар явился на квартиру, где я стоял, и разбудил меня под вечер следующего дня. Ночью мне не спалось, днем я забылся в лихорадочных сновидениях и встал поздно в каком-то подавленном состоянии.

– Сообщаю тебе о двух событиях, которые произойдут на этой неделе в нашем доме. Я женюсь, а моя сестра вступает послушницей в женский монастырь капуцинок в Кадисе.

– Весьма рад.

– Я уже отбросил свою прежнюю щепетильность, она была плодом излишней и нелепой деликатности. Матушка говорит, что я буду ослом, если не решусь немедля на женитьбу.

– Она права.

– А кроме того, дружище, надо сказать, что матушка взяла меня измором.

– Измором?

– Вот именно. По ее словам, война нас совершенно разорила. «Если ты не женишься, – сказала она, – я, право, не знаю, как жить дальше». И – ни одного реала карманных денег. Достойный юноша, слава отчизны, если ты дашь графу де Румблар четыре дуро взаймы, тебя отблагодарит вся Европа.

Я дал ему четыре дуро.

– Благодарю, благодарю тебя, отважный солдат. Верну долг после свадьбы. Скажи, ты считаешь, я правильно поступил, отказавшись от излишней щепетильности?

– Ну, разумеется.

– Лорд Грей не показывается у нас в доме. Никто не знает его местопребывания, возможно, он уехал в Англию.

– Похоже на то, что он и в самом деле вернулся на родину.

– Должен тебе сказать, что моя невеста слышать обо мне не может. Но это к делу не относится. Матушка меня блокировала с моря и суши, и я сдаюсь, дружище, сдаюсь бесповоротно. С сеньорой моей матушкой шутки плохи, голубчик. Посмотрел бы ты, какие затрещины она мне дает!.. Пришлось тайком заказать ключи, чтобы по вечерам выходить из дому. А мои бедные сестрички и моя невеста? Вот уже по меньшей мере два месяца, как они носа не высовывают на улицу. Их даже к мессе не пускают; о прогулках и думать нечего. Они замурованы за стеклами веранды, у них отобрали бумагу, чернила и перья. Жалко смотреть на страдания бедняжек, они побледнели в неволе. Я уверен, что нашему мрачному застенку они предпочли бы жизнь, полную лишений, и с радостью терпели бы побои от мужа или замечания от суровой настоятельницы монастыря. Они не видят других мужчин, кроме меня и дона Пако. Представляешь себе, как им весело живется?

– А вы по вечерам где-нибудь бываете?

– Как, разве ты не знаешь, я каждый вечер отправляюсь туда, где собираются одни мужчины, чтобы обсуждать политические вопросы. Преинтереснейшее занятие! Слушай, мы собираемся в доме на улице Сантисима-Тринидад и там часами беседуем о демократии, о низкопоклонстве, говорим гадости о монахах и сочиняем уморительные сатирические статейки в газету под названием «Домовой кофеен». Мы перемываем чужие косточки и всех беспощадно высмеиваем. Но самое занимательное – это наш орган печати, где мы вовсю потешаемся над священниками, инквизицией, папой римским, над святой церковью и Тридентским собором![125] А ну, попробуй сделать то же самое…

– Вы, я вижу, стали большим шутником.

– Узнай об этом матушка, она повесила бы меня посреди гостиной – ведь, на ее беду, у нас вокруг дома нет зубчатых стен, чтобы со мной расправиться. Пойдем сейчас вместе, мы иногда и днем там собираемся. Сегодня мы будем слушать фельетон, написанный одним из нашей компании в ответ на «Учебный словарь для некоторых писателей, по ошибке родившихся в Испании». Знакома тебе эта книжица? Это сборник всякой ерунды, его принес к нам Остоласа, по вечерам он, сеньор Тенрейро и матушка занимаются чтением вслух, смакуя эту отменную чепуху. Ты сейчас увидишь автора, сочинившего достойный ответ.