Каденция - [157]

Заметки травницы

Она забрела в просторные покои, заваленные множеством старой поломанной мебели, пыльными сундуками и прочими ненужными вещами. Вдоль одной из стен были расставлены картины, покрытые тяжелыми тканями. Недолго думая, Биара стянула их и принялась неспешно идти, изучая.

Зачастую то были семейные портреты семейства Эсгоз — множество неизвестных ей лиц, все как один — суровые и серьезные. Она хохотнула про себя, отмечая в некоторых схожесть с хмурым лицом Хьюго. К неописуемому огорчению, картины с ним она так и не нашла — даже той, где он был юношей или совсем мальчишкой. Каждая из картин оказалась подписана, упрощая определение тех, кто был на них изображен.

Последним портретом, исполненным в стиле, в котором предпочитали отображать свой род семейство Эсгоз, стал портрет Зирантара: строгий взгляд, сверкающие темные глаза. Черные волосы и борода приглажены, но в то же время небрежны, совершенно не походя на тот лоск, который мог быть на портрете вельможи. Если в жизни его лицо было так же сурово, как это отобразил художник, Биара не завидовала тем, кому приходилось иметь с ним дело — вот уж кого точно не стоило злить. Наравне с ним Хьюго казался воплощением благодушия даже тогда, как сердился.

Последующие картины стояли поодаль, подчеркивая независимость от семейных портретов Эсгоз. Биара решительно сдернула с них грязное покрывало. С первого полотна на нее вызывающе глядела женщина неопределенного возраста с худым лицом и острыми чертами. Зеленые глаза смотрели прямо и дерзко, подбородок горделиво поднят. Светлые локоны подхвачены золотым обручем, усыпанным драгоценными камнями. На груди красовалась брошь в виде ласточки.

«Норнес» — прочла Биара подпись у самого низа, после чего вновь подняла глаза к женщине на портрете. Кажется, Хьюго говорил, что так звали его мать? В ее чертах угадывалась определенная схожесть с Айвэн, так что, вероятно, догадка оказалась верна. Интересно, отчего портрет Норнес стоит в стороне от остальных Эсгозов, да и выполнен в другом стиле, другим художником?

Наконец она перевела взгляд на последнюю картину. Дыхание перехватило, внутри все сжалось от чьей-то стальной хватки. На портрете был изображен мужчина лет тридцати-сорока. На тонких устах блуждала загадочная улыбка, карие глаза хитро глядели в сторону. Темно-русые волосы зачесаны, поверх надета неброская серая шляпа под стать дорогому сюртуку. Мужчина выглядел просто и неприметно, но вместе с тем художнику удалось передать определенную загадку — тайну, что источала собой его сущность.

Ощущая бешеное сердцебиение, Биара опустилась на колени подле портрета, не в силах оторвать от него глаз. Не понимая, что с ней твориться, она протянула руку к холсту, проведя пальцами вдоль шершавого полотна. Лицо намокло от слез, что лились не переставая. Несносная боль и тоска терзали изнутри, выворачивая душу наизнанку — а она даже не могла понять, кто именно перед ней нарисован.

Биара не знала, сколько времени провела перед портретом. Облик незнакомца притягивал ее, не позволяя уйти. Он пробуждал смутное ощущение того, что она его знала, но никак не могла вспомнить.

Такой ее и застал Хьюго: на коленях перед портретом, всю в слезах. Увидев человека на картине, он понимающе вздохнул.

— Кто это? — не оборачиваясь спросила Биара, в который раз проведя пальцами вдоль лица на портрете.

— Ирас. Он был твоим братом в… предыдущей жизни.

— Не понимаю, отчего мне так больно? Еще ни разу я не ощущала подобного…

— Ты была с ним очень близка. Может, все дело в этом.

Биара задумчиво склонила голову, пытаясь поймать таинственный взгляд Ираса, что вроде как смотрел прямо, но в то же время куда-то в сторону. Как ни старалась, она не могла заглянуть в него и отгадать, что кроет за собой эта хитрая усмешка.

— Он и вправду похож на меня, — наконец сказала она, поднявшись. — Как эта картина оказалась здесь?

— Самые ценные из наших вещей я отвез сюда, чтоб они не затерялись во времени.

— Осмотрительно, — грустно улыбнулась Биара, положив руку на краешек картины, словно была не в силах оставить ее.

Долгое время она смотрела на полотно, на простую деревянную раму, задумчиво хмуря лоб. Хьюго с интересом наблюдал за ней, не поторапливая. Наконец она спросила:

— Где эта картина висела раньше?

— Не знаю, но Энджела должна помнить: она жила здесь и распоряжалась замком последние годы.

Схватив его за руку, Биара устремилась в каменные коридоры Черного гнезда, держа путь к восточной башне — единственной во всем замке. С нее открывался великолепный вид на море, из-за чего Энджела там обжилась, будучи без ума от нескончаемых свинцовых просторов.

Догадка оказалась верна: они застали дочку в верхних покоях, старательно вырисовывающую морские глубины на широком пергаменте из дубленой кожи. Заслышав шаги, она обернулась, недовольно уставившись на незваных гостей.

— Айвэн, я же говорила, что меня нельзя отвле… А, это вы.

Вздохнув, она поднялась, распрямив сгорбленную спину до хруста в позвонках. Встрепенувшись, одернула жилет, поправила манжеты, пригладила короткие, торчащие во все стороны пряди, и спросила: