Каденция - [152]

— Возвращайся ко мне.

Мальчишка дергался и опирался, но она не отпускала, держась за него так крепко, как утопающий за обломок корабля.

— Возвращайся ко мне, Эйнор. Возвращайся…

Из черных глаз потекли черные как смоль слезы.

— Ты умерла! — воскликнул он срывающимся голосом. — Он убил тебя, я не смог ничего сделать, не смог его остановить…

— Вот она я, жива-живехонька, — продолжала настойчиво говорить Биара, не выпуская его ни на миг. — Если хочешь убедиться в этом лично, возвращайся ко мне.

— Биара? Это… это правда ты? — переспросил Эйнор, потерянно водя невидящим взором.

— Это я.

Внезапно он вырвался с такой силой, что она не сумела его удержать. Мальчик отступил на несколько шагов, держась за голову и надсадно рыча. Масляные слезы срывались с мертвенно-бледного лица, разбиваясь о изумрудную траву под ногами.

— Прочь, прочь, прочь!!! — кричал он, повалившись на колени и сжавшись так, будто каждая черточка тела отдавала болью. — ПРОЧЬ!!!

Дух зашипел, зацарапал руками-кольями землю, не желая исчезать, но его туловище начало неумолимо втягиваться обратно в отметину на плече Эйнора. В последний миг призрак попытался вцепиться в Биару, но женщина увернулась, мрачно наблюдая за ним. Когда он исчез, она подлетела к мальчишке, подхватив на руки прежде, чем он бессильно повалился на землю.

Темные слезы продолжали стекать вдоль щек, но чернота помалу отступала, линии вокруг глаз исчезали. Тело Эйнора дрожало, сам он беспомощно всхлипывал, не до конца понимая, что происходит. Биара прижала его к себе, баюкая и нашептывая:

— Он ушел, малец… Все хорошо. Ты со мной.

Мальчик не ответил, уткнувшись в ее плечо. Его руки бессильно обвисли — все, на что хватало сил, это тихие слезы. Она успокаивающе поглаживала его по спине, давая вволю выплакаться, но вместе с тем утешая.

— Я думал, он тебя уничтожил… — наконец сказал Эйнор, истошно растирая покрасневшие глаза.

— Чтоб от меня избавиться, потребуется нечто большее, чем какой-то там дух, — улыбнулась Биара, вытерев слезы с его щек рукавом. Поскольку ее одежда все еще была припорошена пеплом, на щеках мальчишки остались грязные разводы. Смущенно закусив губу, она попыталась стереть серые пепельные пятна, но сделала только хуже. Устав от ее стараний, Эйнор фыркнул и поморщился, убрав лицо.

— Вы… в порядке?

Они обернулись, увидев робко приблизившуюся рысь. Уши стыдливо прижаты к затылку, хвост поджат. Пока Эйнор что-то ей отвечал, Биара перевела взгляд вдаль — туда, где стоял Хьюго, оперившись на серую сосну. От вида его искалеченных рук, сердце болезненно сжалось, на глаза навернулись слезы. Даже блеклая улыбка, которую он ей послал, не смягчила той боли, что разрасталась в груди.

— Биара?

Она вздрогнула, посмотрев на мальчишку. Вдоль его щек была размазана сажа, но синие глаза оказались как никогда серьезны. Эта серьезность слишком не сочеталась с круглым детским лицом и ребяческими веснушками — казалось, словно всего за один день Эйнор повзрослел. Отчего-то эта перемена опечалила Биару.

Проникновенно глядя на нее, он с волнением произнес:

— Нам удалось! Проклятая долина уничтожена — теперь дух Матери сможет исполнить свое обещание!

Она не сумела сдержать улыбки, пускай та и была несколько горькой. Смахнув с лица зачатки слез, Биара поднялась, подав руку мальчишке.

— Пойдем, негодник. У нас осталась пара незавершенных дел…

Обещания

— Срывай осторожней, иначе весь сок выдавишь.

— Да осторожен я, осторожен!

— Не похоже.

Эйнор проворчал что-то неразборчивое, однако собирать листья стал куда аккуратней, чем до этого.

«Для вида поворчит, но послушает» — хмыкнула про себя Биара, бережно складывая остроконечные листочки на чистую ткань. Семителица, или же «солнечная трава», как ее назвала Мать, была теплолюбивым растением, а вытяжка сока из ее листьев помогала справиться с ожогами — так им сказало вседрево. Пришлось положиться на его слово, ибо остальных растений, разбросанных тут и там в лесах Калор, ни Биара, ни Эйнор не знали.

— Послушай, — тихо произнес мальчик, продолжая собирать листья, — я хотел спросить… Могу ли я?.. — Он запнулся, неслышно выругавшись сквозь зубы.

Биара не торопила.

— Могу я остаться с вами? Мне… не то, чтобы было куда идти.

Эйнор потупился, словно признался в чем-то постыдном.

С трудом скрывая улыбку, она задумчиво проронила:

— Ну, если это то, чего ты хочешь…

— Правда? — спохватился мальчишка, словно ждал совершенно иного ответа.

— Правда, негодник, — усмехнулась Биара.

— А Хьюго… он не будет против?

— Если пообещаешь больше не продавать меня разбойникам, то нет, не будет.

Эйнор просиял, отчего и самой Биаре стало теплей на душе.

Листов семителицы собралась изрядная куча. Перевязав их аккуратным свертком, она махнула рукой мальчишке:

— Беги, дальше я сама.

Дважды просить не пришлось. Все еще радуясь тому, что сможет остаться с ними, Эйнор метнулся в направлении вседрева, вероятно, желая поделиться новостями с Кириан. Снисходительно покачав головой и проводив его взглядом, Биара направилась в противоположную сторону леса — куда более укромную и приглушенную.

Хьюго она застала сидящим у толстой изумрудной кроны, с которой свисали лианы. Его руки были осторожно вытянуты перед собой. Вседрево снизошло до того, чтобы поделиться оставшейся магией и кое-как залечить его, но до конца исцелить не удалось — огонь феникса был одной из самых разрушимых энергий. А потому, хоть покраснение и тяжелые волдыри сошли, кожа осталась сморщенной, сплавленной, покрытая красными пятнами и бледными участками, что зарубцевались, но больше никогда не станут столь же чувствительны, как прежде. Биара сомневалась, что он вообще что-либо ими ощущал, помимо боли от ран — и это разбивало ей сердце с каждым разом, как она смотрела на его руки. Однако ни боль, ни скорбь, ни сожаления не могли ничего исправить, а уж тем более облегчить страдания Хьюго — а потому за каждым разом, чтобы не отягощать его собственными печалями, она вооружилась единственным, что оставалось — напускным весельем и легкостью духа.