Кабы не радуга - [34]

Орган чести – промежность, грудь – важнее лица.

Мальчик кудрявый, листая страницы "Плейбоя",

видит голых валькирий, летящих над полем боя,

на котором не сыщешь ни живого, ни мертвеца.

"Он был в стране лилипутов, но этого не заметил…"

Он был в стране лилипутов, но этого не заметил.

Слишком уж были малы – мельче мельчайшей пыли.

Он не слышал, как на крыше собора хлопал крыльями

петел,

как звенели кружки в трактирах, где лилипуты пили.

Он не думал, что быть огромным – не значит быть

совершенней.

Пока он делал шаг – сменялось пять поколений.

Он не знал, что был причиной чудовищных разрушений,

а если и знал – не испытывал сожалений.

Потому что размер имеет значение. Кроме размера

ничего не имеет значения. Нам недосуг разбираться

в мелких подробностях путешествия Гулливера,

о котором мы сейчас рассказали вкратце.

"Так всегда бывает с сынками хищных отцов, любимцами…"

Так всегда бывает с сынками хищных отцов, любимцами

матерей.

В роду нечисто – кажется, дедушка был цыган или еврей.

Зато в дому все прибрано. От печи до дверей

тянется полосатый коврик, в углу ведро

с огрызком веника, в рассохшемся сундуке – добро,

в узкой вазе – распадающееся павлинье перо.

Каждый год карандашные метки на косяке дверном:

мальчик растет, но медленно. Плотный каменный дом

с черепичной крышей нажит бесчестным трудом.

А как выпьет папаша, как станет учить кулаком,

сын бросится к матери: битва с общим врагом.

Пошатнувшись, упал папаша, а сынок из дома – бегом.

На фронт, на учебу, потом – исключение, подпольный

кружок,

психушка, холодные ванны, электрошок,

кокаин (счастливый, называется, порошок).

Потом сынок – во главе государства. Потом – война,

вначале победоносная. Покоренные племена.

Огромные территории. Неясно, куда девать.

Потом понемногу противник начинает одолевать.

Потом – дорога домой. На пороге стоит отец,

грозит кулаком: ага, прибежал, подлец!

Теперь ползи на брюхе. И подлец на брюхе ползет.

Землю грызи! И подлец – ничего не поделать – грызет.

"С натуры уже не напишешь идиллическую картину…"

С натуры уже не напишешь идиллическую картину:

хату, крытую камышом, пастушка, играющего на дудке,

заголившуюся девку, пасущуюся скотину

с тоской зеленой в глазах и такой же травой в желудке.

Не увидишь на крыше колеса от старой телеги,

на котором сложил гнездо домовитый аист-лелека.

Ни конца тебе, ни начала, ни альфы тебе, ни омеги,

ходишь днем с огнем, ищешь доброго человека.

Чтобы дал тебе молока и хлеба горбушку,

чтобы спел с тобой песню, что мама когда-то певала.

Попросить бы дальнюю надоедливую кукушку,

чтоб она покороче тебе куковала!

Хоть бы вывел медведь из темно-синего леса!

Хоть бы милая написала, смягчая горечь разлуки!

Среди чистого поля громоздится груда железа —

то ли танк с последней войны,

     то ли трактор – с последней разрухи.

"в приемной рая смиренный проситель…"

в приемной рая смиренный проситель

с нищенским вечным напевом

ангел-хранитель и бес-искуситель

на правом плече и на левом

словно погоны армий враждебных

к одной шинели пришиты

вечный двурушник вечный нахлебник

овцы съедены волки не сыты

разве только вспомнишь калитки зеленой

скрип протяжный усталый

плетеное кресло тепло застекленной

дачной веранды старой

осеннее утро об эту пору

свет и прохлада лечат

черный кот степенно идет по забору

на душе становится легче

"При сумасшедшем доме – огромный парк. Стволы…"

При сумасшедшем доме – огромный парк. Стволы,

поросшие мхом,

как полагается, на северной стороне.

Мостик с беседкой перекинут через искусственный водоем.

Зеркальные карпы шевелят плавниками на самом дне.

Пациент и доктор через мостик идут вдвоем.

Пациент проходит вперед. Слышится громкий стук.

Это доктор дернул рычаг и открылся люк.

Пациент летит ногами вперед, думает: мне каюк,

ударяется пятками о песчаное дно,

не пытается выплыть, думает: вот оно!

Зеркальные карпы сопровождают его поврежденный ум,

отражая неверные мысли, выпячивается рыбий глаз.

Безумец слышит тихий подводный шум.

Растопырены плавники. Спинная струна напряглась.

Плотные усики над мясистой губой.

Зеркальный карп нормален, хорош собой.

Это такое лечение – холодный подводный шок.

Для смещенного мозга – случай сдвинуться хоть на вершок

в правильном направлении. Для поврежденных душ

погружение в глубину полезнее, чем циркулярный душ,

чем сладкий сироп плюс целительный порошок.

Доктор смотрит на пруд, размышляя: куда

подевался безумец? Не приносить вреда —

главный закон медицины. Но откуда вода

может знать этот важный медицинский закон?

Где пациент? Отчего не всплывает он?

Ужель на душе у него так тяжело,

что тело вместе с душою на дно ушло?

Доктор звонит в колокольчик. Санитары бегут.

Из пруда выпускают воду. Доктор шепчет: зер гут!

Карпы лежат на дне на зеркальных боках.

Ужас застыл в расширенных рыбьих зрачках.

Рак растопырил клешни. Безумец пропал без следа.

Лицо врача покраснело – от гнева или стыда,

а может быть, просто давление? Ну тогда не беда.

"Он со злости бросил вилку в жену, изуродовав ей лицо…"

Он со злости бросил вилку в жену, изуродовав ей лицо.

Жена со злости ошпарила его крутым кипятком.

Он ушел, деньги унес, продал и пропил кольцо.

Она не сдалась и вернула мужа через партком.

И всё при открытых окнах. И все во дворе,