К вопросу о природе мышления - [2]

Первая глава посвящена анализу философии И. Канта, его воззрений на цели и средства научного мышления. Его философия [3] представляется нам прежде всего как некритичная систематизация тех логических трудностей, в которые постоянно, — как в его время, так и в наше, — упирается мышление ученого-теоретика, занятого логической переработкой эмпирических данных. Если освободить логические воззрения Канта от той специфической терминологии, в которой они были поведаны миру («трансцендентальная апперцепция», «апрегенезия», «трансцендентальная дедукция», и т. д. и т. п.) и выразить их через понятные каждому современному человеку слова, то перед нами будет достаточно полное описание тех коллизий, которые с необходимостью воспроизводятся развитием научно-теоретического мышления. По этой причине философия Канта и представляется такой «близкой» естествоиспытателям, не прошедшим специальной школы настоящей диалектической философии.

Философия Канта рассматривается нами как схоластически-систематизированное «самосознание» науки, или «позитивное» описание представлений науки о самой себе; это описание, будучи достаточно полным и откровенным (а мышление Канта именно таково), приводит к констатации того простого обстоятельства, что Наука — то есть вся совокупность научных дисциплин — диалектична, то есть кишит логическими противоречиями. Внешне это выражается в том, что в науке всегда наличествуют противоборствующие школы, стремящиеся во что бы то ни стало, не гнушаясь никакими средствами, одержать победу над противоположными воззрениями. Наука, если брать ее в целом, всегда являет собою картину «борьбы всех против всех» — «bellum omnia contra omnes», как говорит Кант, используя крылатую фразу Томаса Гоббса. Картина, хорошо знакомая и ученому XX века. [4]

«Диалектику» — в том непосредственно-негативном смысле этого слова, в котором оно понятно без длинных разъяснений, — Кант фиксирует как фактически-эмпирическую ситуацию внутри современной ему науки, показывая, что эта диалектика становится очевидной сразу же, как только научное мышление отваживается отдать себе отчет в способах своей собственной работы, в формах своего собственного движения. Если это сознание обладает элементарным мужеством и честностью — оно сразу же открывает, что антиномически противостоят не только разные школы в науке друг другу, но и внутри каждой из научных дисциплин незримо царствует та же самая диалектика — наличие положений, стоящих по отношению друг к другу в позиции чисто логического «отрицания»: — «А» то и дело соединяется с «не-A». Кант показывает, что внимательный логический анализ обнаруживает именно это терминологически замаскированное и на первый взгляд незаметное обстоятельство.

Обрисовав «диалектику» как наличное состояние теоретического («чистого») разума предшествующих столетий, Кант пытается — путем анализа логических оснований — понять это состояние не как случайное заблуждение ума, а как необходимый результат совершенно «правильных» (то есть совершающихся по всем правилам логики) действий человеческого мышления.

И хотя в «Критике чистого разума» описание «диалектики» — как фактически-наблюдаемой войны «всех против всех» людей, теорий, категорий, — разворачивается в конце как вывод из анализа «чистого разума», это состояние, несомненно, являлось для Канта именно исходным пунктом теоретических размышлений, той предпосылкой, которая «витала в представлении» с [5] самого начала «критического периода». Диалектика — наличие логических противоречий в составе мышления — как раз и была тем предметом, который Кант взялся объяснить теоретически.

Диалектика, притом в самой острой форме, в форме антиномий, появляется, согласно его анализу, не из логической неряшливости мышления отдельных лиц, не из того, что кто-то и где-то незаметно для себя нарушил «запрет противоречия в определениях», — а именно благодаря тому, что этот запрет ни в одном пункте не был нарушен.

В итоге «диалектика» оказывается «естественной Логикой разума», поскольку «разум», по его терминологии, есть та способность человеческого интеллекта, которая старается осуществить «полный синтез» всех частных теоретических обобщений, всех понятий, выработанных путем обобщения эмпирических данных, данных «опыта».

Стремление мышления (теоретического мышления, мышления ученых) к созданию единой, целостной теории — системы всех частных понятий и суждений, извлеченных рассудочной деятельностью из «опыта», — естественно и неискоренимо. Мышление не может и не хочет удовлетворяться простым агрегатом, простым коллекционированием частных обобщений. Оно всегда старается увязать их в одно целое, связать друг с другом с помощью всеобщих принципов. Где появляется потребность и стремление осуществить такой «синтез», там появляется и «разум».

«Разум» — это тот же «рассудок», только взявшийся за выполнение специальной — и непосильной для него — задачи, за выяснение абсолютного «единства во многообразии», за объединение [6] всех своих схем и результатов их применения к логическому анализу «опыта». Естественно, что и тут «рассудок» действует в согласии со своими исконными «правилами», в согласии с «законом тождества» и с «запретом противоречия в определениях».