К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама - [103]
Второй узловой момент связан с категорией понимания. В когнитивных и психологических исследованиях предлагается несколько разных моделей устройства понимания текста. Некоторые из них исходят из построения ментальной модели, общего фрейма и частных фреймов того, что описывается в тексте; другие модели опираются на лингвистические или семиотические подходы (см. подробный обзор: [Залевская 2005: 364–393]; см. также: [Эко 2007]). Мы будем отталкиваться от идеи Р. О. Якобсона о том, что понимание – это прежде всего перевод:
Для нас, лингвистов и просто носителей языка, значением любого лингвистического знака является его перевод в другой знак, особенно в такой, в котором, как настойчиво подчеркивал Пирс, этот тонкий исследователь природы знаков, «оно более полно развернуто». Так, название «холостяк» можно преобразовать в более явно выраженное объяснение – «неженатый человек», в случае если требуется более высокая степень эксплицитности. <…>
Мы различаем три способа интерпретации вербального знака: он может быть переведен в другие знаки того же языка, на другой язык или же в другую, невербальную систему символов [Якобсон 1978: 17–18].
Хотя в понимании важную роль играет перевод слова или лексического ряда в систему внутренней речи (строящейся не только из слов, но и из образов и смутных визуальных представлений, см.: [Выготский 2008; Жинкин 1998]), мы сосредоточимся именно на языковом аспекте.
Соединяя мысль Якобсона с идеями Лурии и Виноградовой, мы далее будем считать, что понимание текста прежде всего основано на понимании его лексического ряда. Лексические единицы текста последовательно переводятся в другие знаки, то есть в слова того же языка. Важно подчеркнуть, что этот перевод базируется не только на логических категориях языка, но и на ближайшем контексте лексической единицы. Иными словами, понимание текста сводится к общему последовательному переводу лексических единиц, явленных в тексте, в лексические единицы из тех семантических полей, в которые попадает то или иное слово. Этот процесс, по всей вероятности, во многом происходит бессознательно – сознание неуловимо для нашего разума подбирает эквиваленты слов текста, основываясь на ментальном лексиконе, организованном по принципу семантических полей.
При этом сознание, по-видимому, незаметно для нас не только переводит языковые единицы, но и проверяет сочетаемость лексических полей, в которые эти единицы входят. Если семантические поля оказываются далекими друг от друга, возникает стремление «заменить» лексическую единицу на единицу, которая согласуется с семантическими полями ближайших слов. А если семантические поля являются согласованными, то высказывание предстает адекватным языковым ожиданиям читателя.
Выше в работе мы приводили удачно сформулированную С. Золяном и М. Лотманом идею о том, что в стихах Мандельштама многозначность «из нежелательного, устраняемого различными языковыми и контекстуальными механизмами явления становится фактором, конструирующим поэтическую речь. Языковые и контекстуальные средства не устраняют, а наоборот, интенсивно продуцируют ее» [Золян, Лотман 2012: 97]. Этот принцип, по замечанию исследователей, противоположен принципу понимания языковых высказываний слушающим, в соответствии с которым «нужное значение многозначного слова „ясно из контекста“» [Апресян 1995: 14].
Сказанное, с нашей точки зрения, справедливо для текстов Мандельштама. Однако при всей справедливости этой мысли читатель, вероятно, не может до конца отказаться от приобретенных с детства механизмов понимания высказываний. Поэтому, читая стихи, читатель все равно руководствуется принципом понимания многозначного слова по контексту. Этот принцип, в частности, основан на том, что из значений слов выбирается то значение, у которого есть наибольшее количество общих семантических элементов с соседними словами. Так, анализируя фразу Хороший кондитер не жарит хворост на газовой плите, Ю. Д. Апресян продемонстрировал, что она может быть понята самыми разными способами, однако наиболее адекватное понимание возникает за счет того, что выбираются те значения слов, которые «обеспечивают максимальную повторяемость семантических элементов в пределах предложения» [Апресян 1995: 13–14].
Поэтому каким бы многозначным в плане языка ни являлось то или иное высказывание Мандельштама, сознание читателя интерпретирует его, основываясь на базовых механизмах понимания (обеспечение общих семантических признаков у лексического ряда, перевод лексемы в другое слово внутри семантического поля).
