К истории революции в Бухаре и национального размежевания Средней Азии - [12]
Полагая, что все верноподданные Наши должны быть точно н своевременно осведомлены о всех начинаниях и распоряжениях /101/ Наших на благо н счастие Бухарского государства, признали Мы устроить в столице Нашей - Бухаре - типографию, первой задачей коей будет издание особых, по мере надобности, известий для общего пользования и для приобретения бухарцами полезных сведений.
Для блага народа Нашего Мы приложим заботы к дальнейшему развитию в Бухарском ханстве самоуправления по мере того, как надобность в этом будет выясняться.
В ознаменование торжественного сего события, в тесном единении с великой покровительницей Нашей, Россией, повелеваем отпустить на свободу с согласия и одобрения народа заключенных в тюрьмах.
Пятница, 28 Джемадиуссани 33[34], 1335 года Ходжары 34[35].
В столице Бухары благородной.
Большая печать Сеида Алима эмира бухарского.
Опубликование манифеста сопровождалось известным церемониалом, принятым в эмирской Бухаре.
Я, благодаря моему сановному дяде Латиф Ходжаеву, попал на эту церемонию. Нелишне будет здесь коротко описать ее. Во дворец к эмиру были приглашены все видные духовные лица вплоть до муфтиев и шейх-уль-ислама 35[36], все придворные, сановники и выбранные от купечества до 15 человек. Всего набралось около 200 человек. Тут же присутствовали: русский резидент Миллер, его помощник Шульга - сочинитель манифеста, чиновник резидентства Введенский, некоторые члены Совета рабочих и солдатских депутатов русского города Кагана, представители Самаркандского Совета рабочих и солдатских депутатов и из прогрессистов - Махмуд Хаджа и еще одно духовное лицо.
Эмир сидел посредине комнаты: сзади него находились главный судья Кази Калян и администратор Шарифджан Максум, вновь назначенный, как сторонник реформы, вместо реакционера Бурханитдина.
Шарифджан Максум по поручению эмира прочел манифест, который присутствовавшие встретили одобрением.
Махмуд Хаджа поздравил всех и эмира с реформой. Тут же были розданы присутствующим копии манифеста, после чего все разошлись.
Наряду с назначением Шарифджана Максума был назначен также новый Раис 36[37] из сторонников прогрессистов. /102/
В тот же день, часа в три, младобухарцы устроили в доме Ахмед Наима собрание, чтобы обсудить создавшееся после манифеста новое положение. На этом собрании, кроме видных членов организации, присутствовала делегация от Самаркандского Совета рабочих и солдатских депутатов.
Все были рады событиям и рассматривали манифест эмира как крупную победу, как первый шаг на пути к полному освобождению бухарского народа от векового бесправия.
Перед организацией стал вопрос, чем ознаменовать эти исторические дни. Этот вопрос, в свою очередь, распадался на две части:
1) как организовать торжество для придания ему народного характера?
2) можно ли и нужно ли устраивать специальную революционную манифестацию не только для ознакомления с эмирским манифестом?
По первому вопросу разногласий не было: все отмечали необходимость митингов, агитации, широкого разъяснительного распространения манифеста.
По второму вопросу - нужна ли манифестация - мнения разошлись. В основе спора лежало глубокое и серьезное расхождение, которое, как мы говорили раньше, все время скрыто существовало в младобухарской организации и сейчас только обнаружилось.
Еще за две недели до манифеста, когда в Бухаре были Фитрат и Усман Ходжаев, ставили этот вопрос, и тогда он вызвал те же самые разногласия, что проявлялись в данный момент в доме Ахмед Наима. В организации, несомненно, существовало два течения.
Одно было за постепенный, медленный реформизм без всяких революционных, тем более кровавых потрясений.
Назовем сторонников этого течения джадидами старого толка. Именно к этой группе джадидов старого толка относилось большинство старых джадидов и сам председатель Центрального Комитета Абду Вахид Бурханов.
В вопросе о манифестации они были против ее устройства. Они указывали, что революционная манифестация раздражит реакционеров, сплотит их вокруг эмира и может вызвать даже кровопролитие, поскольку мы /103/ выставили на ней действительные требования без прикрытия. Надо заниматься не манифестациями, а укреплением себя, своей организации. Само время заставит эмира сохранить силу манифеста и может даже расширить его.
Такого мнения держались Абду Бахил Бурханов, Мухитдин Рафаат и Муса Санджанов - в Центральном Комитете, а вне его Айни и Ахмеджан Максум.
Другое течение, активное и революционное, не боящееся даже вооруженного восстания, было за манифестацию. Необходимость и желательность манифестации аргументировалась следующим образом:
Ссоры с эмиром нам все равно не избежать, какими бы овечками мы ни прикидывались: эмир знает и помнит своих врагов. Под предлогом борьбы с разрушением религии джадидами, он натравит на нас при помощи духовенства темные, фанатичные массы. К услугам эмира многотысячная организация духовенства, армия, деньги и государственный аппарат. Стоит ему захотеть, а он, вероятно, захочет, и мы будем все переловлены поодиночке. Таким образом, нам выбирать не приходится; столкновение с эмиром неизбежно. Своей же пассивностью мы только охладим собственных сторонников, вызвав среди них безразличное отношение к делу революции.
