Изоляция - [5]

— Так я его и не знаю! — чистая правда. — Он только в дипломе написан! Максимум, на улице объяснюсь и прочту что-нибудь со словарём. Я по нему тоже не аттестован, — напоминаю на всякий случай. — Оценку честно купил в своё время. Но на службе же реальное владение нужно, а не запись в дипломе.

— Для мест, где в ходу вазирвола, твой уровень немецкого очень даже продвинут, — хихикает тип, который до сих пор не представился. — В сочетании с прочим, ты просто идеален.

— Спаси Христос от вашей идеальности, — отворачиваюсь в другую сторону, чтобы не сказать и ему что-нибудь матом в рамадан (он тоже наверняка оразу держит, видно по нему). — Раз уж у нас такой откровенный разговор, а моя рязанская харя — не помеха в тех местах, где в ходу вазирвола.

Нет смысла корчить из себя дурака там, где даже мне многое понятно.

— Вообще-то, светловолосых там хватает, — задумчиво сообщает он. — Если постричь коротко — так и вообще сойдёт. Ну, плюс загар.

— А глаза? Дофига там голубоглазых блондинов?

— Тоже не ноль и не так мало, как ты думаешь. Говори, что понял, быстро.

Мужик резко тормозит, берёт меня за пуговицу и пристально впивается взглядом в переносицу.

— В тех местах, где в ходу вазирвола, сменилась сельскохозяйственная политика. Бородатые культиваторов мака, как и обещали, в этом сезоне призвали к порядку со всей тамошней бескомпромиссностью: смешно, конечно, но они реально говорят, что думают. Наркоты больше не будет — они не дадут. Тот случай, когда нет худа без добра.

— И-хи-хи-и-и… Продолжай, продолжай… Ты мне нравишься. И-хи-хи-и-и…

— Посевная сорвана, урожая теперь уже точно не будет. В результате во всём регионе резко меняется обстановка, от финансовых потоков до товарных и миграционных. Вот прямо сейчас, в режиме реального времени, меняется.

— И? — он только что не пританцовывает от энтузиазма.

— Таким, как вы, всегда больше всех надо. Видимо, появляются какие-то возможности, из моего кабинета невидимые. Вы стремитесь усесться на все ранее недоступные стулья. Доклад окончил.

— Почему не хотел ехать? — его лицо за секунду из весёлого становится стальным.

— Чего это «не хотел»? Я и сейчас не хочу, — пожимаю плечами. — Потому что я не опер. Тем более — не опер вашей структуры. Что я там потерял?

— Там действительно очень краткосрочная задача, — он словно извиняется. — Ну, по нашим меркам краткосрочная. Нужен незасвеченный человек именно с теми языками, что у тебя. Ненадолго, буквально недели на полторы.

— С английским, русским и базовым немецким? — теперь моя очередь идиотски хихикать. — И с откровенно рязанским лицом впридачу?

— С фарси, пушту и чем-нибудь тюркским, — вежливо и спокойно возражает он. — Не важно, чем. При такой языковой тройке, твоя внешность там вообще будет неважна.

— Можно подумать, у вас своих людей нет.

— Незасвеченных, да под эту задачу — как раз нет. Что? У тебя опять лицо скривилось.

— Так говорят, когда нужен кто-то одноразовый.

— Ты же не опер? — дед опять с интересом косится на меня. — Почему так уверен?

— Я — не он. Но я и не сирота, у меня отец был.

— Кто?

— В деле есть. Или вам не всё дали, а только выписку?

— Всё дали, не дочитал об отце просто, — кается тип. — Информация на первый взгляд паразитная, пропустил мимо глаз.

— Зря. Там же и о моей смене фамилии должно быть. Фоминых его фамилия была.

— Ух ты. — Старик резко погружается в размышления прямо на ходу. — Так вы на разных фамилиях?

— Так получилось. Когда они разводились, я был маленький, мать из вредности мою фамилию сменила. Но отец-то меня не бросил, в воспитании участвовал.

— Ты смотри… теперь ясно, откуда диалект… «Спаси Христос» — твоя поговорка или его?

— Всех православных. В своё время в Душанбе, в госпитале, бате хирург тамошняя говорила: «Будь христианином, это нормально. Только никому не вздумай говорить, что атеист и вообще в бога не веришь». Он мне рассказал, я запомнил. Вы его что, знали?

— Заочно и неблизко, но скорее да, чем нет. Если ты — сын Фоминых, это кое-что меняет, конечно, но только в сторону моих интересов. — И дальше без перехода. — Кто ещё у тебя в отделе знает, что ты говоришь на пашто?

— Никто. И не в отделе — тоже никто. Странно вообще, что вы в курсе.

— А почему аттестоваться не стал? Процент надбавки ж за редкость солидный?

— Я не меркантилен. — Он требовательно молчит, потому добавляю. — Это личное. Не хотел разменивать ЭТО на деньги. Поначалу собирался пожадничать, но в итоге передумал.

— Почему? Твоими категориями, язык тебе не родной же? — дед вопросительно поднимает бровь. — Хотя говоришь чисто, спору нет. Как коренной. Но ты же на самом деле русский, правильно?!

— Вы что, моё дело вообще не открывали? Русский я, со всех сторон.

— Разговариваешь больно уж хорошо. Неожиданно… Я думал, акцент будет.

— Когда в три-четыре года на улице болтаешься месяцами, как все, и заняться тебе больше нечем — акценту взяться неоткуда.

— Хм, да. Фоминых же… Так почему аттестовываться не стал?

— Вашими словами: вазири мне, как вам — русский. Как родной, то есть. Не стал на деньги переводить, да и ехать к соседям за подтверждением надо было. Как оказалось.