Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея - [73]

И всё равно на платформах толпились тысячи людей. Билетов не было ни у кого. Посадка проходила «с воем и криком, какой услышишь ещё только на пожаре». Люди выдавливали окна и выламывали двери, чтобы влезть в вагон. Ни одна посадка не обходилась без жертв. Кого-то сбрасывали под колёса ещё не остановившегося состава. Кому-то ломали в давке руки и рёбра. «На железных дорогах творится ужас. Поистине несчастна судьба человека, которого злая нужда или роковая необходимость заставляет теперь куда-либо ехать», – рассказывали газеты[680]. Они уже выходили на плохой серой бумаге, а столбцы печатали такими слабыми красками, что они получались синими, а не чёрными.

Амалицкие остались в Кисловодске. Это оказалось ошибкой.

Зима на Кавказе выдалась суровой, в городе не хватало дров и керосина, дома стояли тёмными, холодными. Сердце Амалицкого не выдержало. В декабре у него случился сердечный приступ. Врачи осмотрели Амалицкого и сказали, что положение безнадёжное, рассчитывать на выздоровление не стоит[681].

Придя в себя, Амалицкий стал приводить в порядок книгу о парейазаврах, но случился второй приступ. Супруга вызвала доктора, однако спасти Амалицкого не удалось. Он скончался 15 декабря 1917 года в возрасте 58 лет.

«Умер, как верный солдат на своём посту, так как за полчаса до смерти писал свою работу (Pareiasauridae) и почувствовал себя худо», – вспоминала Амалицкая[682].

Она отправила извещения о смерти мужа в разные концы страны: в Петроград, Нижний Новгород, Москву, Ефимовскую. Сохранилось одно – академику Андрусову.

Многоуважаемый Николай Иванович,

Муж мой, Владимир Прохорович Амалицкий, внезапно скончался от разрыва сердца в пятницу, 15-го декабря в 2½ часа дня, о чём считаю своим долгом Вас уведомить.

Уважающая Вас

А. Амалицкая[683].

4 января 1918 года в Нижнем Новгороде отслужили панихиду о бывшем ректоре[684]. 14 января на заседании cовета института память Амалицкого почтили вставанием и решили основать комиссию для увековечивания его имени, а вдове послать на похороны тысячу рублей[685].

10 января в Академии наук Карпинский прочёл небольшой некролог, отметив злую случайность в судьбе Амалицкого: «В настоящее время, когда покойный геолог, освободившийся от своих разнообразных и нередко тяжёлых обязанностей, мог всецело посвятить себя научной обработке собранных им сокровищ, неожиданная кончина прервала его так настоятельно необходимую работу. Двинское собрание ископаемых будет служить ему большим вечным памятником». Память покойного почтили вставанием[686].

Новым руководителем Северо-Двинской галереи на безвозмездной основе назначили академика Андрусова[687]. Также была создана Северо-Двинская комиссия – для решения вопроса о дальнейших раскопках и изучения добытой фауны. Её возглавил Карпинский.

Прах Амалицкого со временем потерялся. Где именно его похоронили, узнать нельзя: приходские книги времён революции в Кисловодске не сохранились. Могила в любом случае уничтожена: в девяностых годах остатки старого кладбища снесли бульдозерами. Здесь собирались, но так и не построили супермаркет. На месте кладбища долгие годы лежал пустырь, на котором возвышались сложенные горкой надгробные плиты[688].

Часть вторая

Десять тысяч костей

К 1918 году коллекция из Соколков была разделена на шесть частей.

Самое ценное находилось в Петрограде. В Геологическом музее стоял десяток смонтированных скелетов, в основном парейазавров. В вестибюле президиума Академии лежали доставленные из Варшавы ящики с конкрециями, фотографиями и другим имуществом Северо-Двинской галереи.

Вторая часть хранилась в геологическом кабинете Политехнического института в Нижнем Новгороде. Были опасения, что после ухода Амалицкого материалы могут выбросить, так как ящики не имели отношения к институту и занимали слишком много места – сразу две комнаты.

Третья часть находилась на берегу Северной Двины, в сарае на раскопе: более сотни ящиков.

Четвёртая оставалась в оккупированной Варшаве.

Пятая – в Москве: четыре огромных ящика, которые почему-то не забрали в Нижний Новгород.

Шестая – в Кисловодске. Амалицкий не расставался с несколькими ценными находками, в том числе с черепом двинии. Этот череп уже немало попутешествовал: побывал в Варшаве, Петербурге (Амалицкий показывал его на собрании Общества естествоиспытателей), Москве, затем в Нижнем и, наконец, в Кисловодске.

Собрать все находки в одном месте было необходимо, но сделать это оказалось практически невозможно.

В стране разгоралась гражданская война, нарастала разруха. Транспортная сеть развалилась. В Кисловодск поезда вообще не ходили. Во многих губерниях наступил голод, вспыхнули эпидемии тифа, везде процветал бандитизм. Многие регионы были отрезаны друг от друга, словно удельные княжества, некоторые начали печатать собственные деньги.

Почти не работали почта и телеграф.

Амалицкая передавала письма оказией через знакомых, которые ехали в центральные части страны, через Петроградское общество увечных воинов, десятников Московской конторы инженеров. Телеграммы с соболезнованиями до неё не дошли. Вместо них вдова получила письмо из Соколков: крестьяне писали, что «везде всё подорожало», и требовали доплатить сто рублей за «огрёбку от снега с сараев».