Изменницы - [140]

Мне показалось, что сейчас лето, но, судя по ледяным узорам по краю окна, середина зимы, и вот я уже не помню, когда я видела Тома в саду. В последнее время в голове у меня все путается. Иногда, просыпаясь, я думаю, что я в Пирго или даже в Тауэре и совсем рядом со мной мой Гертфорд. Потом я вдруг вспоминаю, что его рядом нет, и с удивлением обнаруживаю себя в незнакомом месте. Мне приходится спрашивать одну из служанок, где я. Воспоминания выцветают, а звонкий смех Тома становится таким тихим, что я едва его слышу.

– Тише, – сказала я служанке, которая чем-то звякала у умывальника. – Я не слышу моего мальчика.

– Лорд Томас спит, миледи, – возразила она.

– Разве он сейчас не в парке? – спросила я, стараясь распутать клубок мыслей; вспоминаю, что сейчас зима, а Тома я видела только в своем воображении. Кроме того, опустив глаза, я увидела, что рука у меня забинтована. Значит, доктор уже ушел. – Люси, скажите, где мы?

– Я не Люси, миледи. Меня зовут Мод, и мы находимся в Суффолке, в Кокфилд-Холл, на попечении сэра Оуэна Хоптона.

– Мод, – повторила я. Помню, что Мод мне нравится, но все остальное ускользает от меня. – А я думала, что мы в Ингейтстоуне.

– Нет, миледи. Мы жили в Ингейтстоуне, но довольно давно. Потом мы были в Госфилд-Холл, а оттуда переехали сюда.

– Я мать короля.

– Короля у нас нет, миледи, – тихо сказала она. – На престоле вот уже около десяти лет королева Елизавета.

– Она моя кузина.

– Да, миледи.

– А где Том? – Изнутри поднимался страх.

Мод села на край кровати, взяла меня за руку.

– Не бойтесь за лорда Томаса. Он сладко спит в соседней комнате.

Мне стало очень страшно; неужели я потеряла счет времени?

– Мод, сколько прошло лет? – спросила я, стараясь вспомнить те места, о которых она говорила, и сколько сейчас лет Тому. – Сколько лет моему сыну?

– Пять, миледи. Он красивый крепкий мальчик.

– Пять? Кто украл столько лет?

Она держала в руках чашку, над которой поднималось облачко пара.

– Вот, выпейте бульону.

Я почувствовала запах – животный запах, от которого у меня сжимается желудок. Этот запах наполнял меня грехом. Я медленно покачала головой.

– Всего один глоток! Вам сразу станет лучше.

– Мод! – Я схватила ее за руку. – Обещайте, что позаботитесь о нем…

По испуганному взгляду на ее лице я увидела: она, как и я, прекрасно понимает, что мне осталось недолго.

– Обещаю, – ответила она.

Ужас во мне нарастает. Я должна смириться с собственным забвением. Джейн шепчет мне: «Она же научит тебя умирать… Научит умирать… Научит умирать…» Я думаю о Христе… его кожа жемчужно-белая, полупрозрачная, и красные лепестки вечно падают из Его бока. Он улыбается мне.

– Мод, помогите мне встать, я хочу помолиться.

Хватит ли мне сил, чтобы встать с кровати? Ее заботливые руки поддержали меня за талию; шатаясь, я прошла несколько шагов, упала на колени на подушку. Бормоча молитву, я взялу крошку хлеба, которую припрятала под одеждой и, плотно зажмурив глаза, отчетливо представляя образ Христа, положила хлеб в рот. Рот мой увлажнился, и крошка начала расти, становится размером с кулак… потом с дыню… потом с мой живот, в котором растет ребенок… большой, как сама земля. Я проглотила, и я сыта.

– Господи! услышь молитву мою, внемли молению моему по истине Твоей; услышь меня по правде Твоей…[35]

– Миледи, я попрошу священника прийти и помолиться с вами, – прошептала Мод.

Какие-то люди нависли надо мной, как тени. Среди них Джейн; она стоит в ногах кровати, ждет меня, протягивает ко мне тонкую руку. Кто-то приближается. Это сэр Оуэн. Я чувствую, как во мне зреют слова, то, что я должна сказать.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Даже сейчас, отходя ко Господу, – слова потоком полились из меня, – я прошу вас обещать мне кое-что. Вы сами, лично попросите о том ее королевское величество от имени умирающей: прошу, чтобы она забыла свое недовольство мною и чтобы была добра к моим детям и не переносила мою вину на них и на моего мужа, для которого известие о моей смерти станет тяжким ударом… – Сейчас она должна освободить его, ведь когда я умру, уже не будет причины держать его под арестом. – Мод! – позвала я. – Передайте мне шкатулку с обручальным кольцом.

Шкатулка показалась мне свинцово тяжелой, тяжелой, как гроб. Все силы мои ушли на то, чтобы откинуть крышку. Я нащупала остроконечный бриллиант и передала его сэру Оуэну:

– Отдайте его моему мужу. Это кольцо он подарил мне, когда мы обручились.

– Ваше обручальное кольцо? – спросил он.

– Нет. – Я достала второе кольцо и отдала ему. – Вот мое обручальное кольцо.

Он внимательно рассмотрел кольцо, прочитал надпись:

Здесь пять колец, но спаяны в одно,

Так сердца два навек объединились.

– «Навек объединились», – пробормотал он. – Значит, это правда. Почему вы не показали кольцо Церковному комитету?

– Я показала.

Сэр Оуэн тяжело вздохнул. Не хотелось вспоминать, как они предпочли не поверить мне еще до того, как меня привели во дворец архиепископа. Я достала из шкатулки еще одно кольцо, поднесла почти к самым глазам. Это кольцо с черепом, которое я носила в память о Юноне; пустые глазницы черепа смотрели на меня.