Изменившийся человек - [4]
— Обращаетесь? К самым разным? Можно спросить, к скольким белым расистам вы уже обратились? — Он проводит рукой по бритой голове. Ей на пальцах, что ли, показать? Он репетировал эту фразу: «белые расисты».
— Нет. Пока что, — говорит Бонни. — Понимаю.
Поняла. С этого бы им и начать — сразу показать наколки. Просто подошли к этому более плавно. И все равно, Нолан видит, как отвращение и страх борются там с чем-то другим: она думает или хочет думать, что у этого гнусного выродка скинхеда тоже есть мать.
Но теперь она увидела сумку. Не самая наблюдательная женщина на свете. Может, виноваты очки. Но когда увидела, уже не может оторваться. И побледнела, и еще сильнее испугана. Нолан ставит точки над «и», повторяя припев про книги и грязное белье.
— Вахта всемирного братства. Чем могу вам помочь? — Звук вторично исполненного куплета вывел секретаршу из транса. — С кем вас соединить?
На лице Бонни появляется странное выражение — как будто она пытается вспомнить Нолана, прямо как будто они когда-то встречались. Как будто она его откуда-то знает. Она несколько раз делает ртом, как гуппи, а потом говорит:
— Может быть, пройдем в мой кабинет? Не хотите оставить сумку в приемной?
— Нет, спасибо, она легкая. — Явная ложь номер два. Но он не собирается ее здесь оставлять, чтобы девушка Кун-фу добралась до его наркотиков и полутора тысяч долларов ДАС.
— В принципе, лучше оставить ее здесь.
Дамочка может быть твердой, если надо! Нолан не станет с ней спорить из-за этого. Тем более это ультиматум. Оставь сумку или забудь о допуске в святая святых. Это испытание Нолан должен пройти — испытание веры. Если хочешь вверить свою жизнь этим людям, поверь, что они не будут рыться в твоей заначке. Нолан обходит стол и заталкивает сумку в свободный угол.
— Берегите как зеницу ока, — говорит он, с улыбкой глядя в суровые глаза секретарши.
Бонни набирает код на стене. Нолан входит за ней, и они идут мимо кабинетов и кабинок с рабочими пчелками. Нолан смотрит на зад Бонни, скромно заявляющий о себе под несоблазнительным деловым костюмом. Чем-то он трогает его до слез. У нее красивый зад, и она этого не сознает, а теперь уже поздно. Осталось ему еще года два. Муж потерял интерес. Чудно, женщина всегда чувствует, когда смотрят. Даже Бонни остановилась, оборачивается.
— Знаете, я вот что подумала. Лучше я отведу вас прямо к доктору Маслоу.
Нолан надеется, что план изменился не из-за того, что он ее разглядывает и ей страшно остаться наедине со штурмовиком-насильником. Или все-таки придумала, чем Нолан может пригодиться Всемирному братству. Чужак сумел донести свою мысль. Отведите меня к вашему руководителю.
Бонни стучится в приоткрытую дверь.
— Входите! — кричат оттуда.
Можно было бы ожидать, что Маслоу, учитывая его биографию, спросит: «Кто там?» Нолан замечает, как меняется Бонни, открывая дверь. Девичья нерешительность; слегка ссутулилась — съежилась под взглядом оттуда. Это страх? Благоговение? Почтение? Секс? Секс надо предполагать в первую очередь.
За окнами серебристые челюсти города раскрываются и захлопываются на Нолане и выплевывают его винтом к горизонту. От панорамы чуть кружится голова, а от солнечного света в комнате он опять потеет, хотя кондиционер создал здесь климат рая.
Маслоу говорит по телефону, локоть на столе, головой оперся на руку; воспользовавшись их приходом, сворачивает разговор.
— Входите! Извини… да, конечно. Постараюсь приехать, «Маунт Синай». Поцелуй Минну, хорошо, до встречи. Пока.
Бонни всполошилась:
— Что-то случилось? Кто-то заболел?
— Ничего серьезного, — врет Маслоу. — Надо приободрить жену старого друга.
Нолан представляет себе, как пациенты в реанимациях по всему городу ждут приезда Маслоу, чтобы вырвать из себя трубки и умереть счастливыми. Но ему понятно, почему Маслоу способен оказать такое действие. Его присутствие действует на Бонни, как капельница с валиумом[2].
— Мейер Маслоу, — говорит Бонни, — разрешите вам представить Винсента Нолана.
Маслоу встает и протягивает руку, но не очень далеко, так что Нолан вынужден наклониться вперед. Лицо знакомо Нолану по фотографиям на книгах. Те же четкие черты без дряблости, обычной у стариков. В его движениях кошачья грация. Пригодилась, думает Нолан. В те времена, когда ему надо было сделаться маленьким, проскользнуть в щель и исчезнуть.
Мейер смотрит как с книжных обложек — прямо Нолану в глаза. Он на всех так смотрит? Бонни не каждого водит к нему в кабинет. Маслоу бросил на Бонни странный взгляд: «А я тебе что говорил?» Как будто Маслоу… его ожидал. По спине у Нолана пробегают мурашки.
Воин анализирует силы, с которыми он столкнулся и вынужден иметь дело. А с чем столкнулся Нолан? Это смотря какого Нолана спросить. Прежний Нолан видит богатенького еврея и угловой офис за миллион долларов. Новый Нолан видит героя, который сумел выжить при Гитлере, чтобы бороться за справедливость и терпимость, чтобы писать книги и учредить этот фонд. Согласно их сайту, Вахта братства спасла тысячи жизней по всему миру. Нолан может только надеяться, что Маслоу не оплошает и его спасет тоже.
Рука у Маслоу суха, тверда и, как все остальное в нем, безупречна. Каждый седой волос подстрижен идеально, как шерсть на киношных собаках, а глаза — это глаза Лэсси или Рин-Тин-Тин, которой ты рассказываешь все твои мальчишеские секреты. Это лицо готово сколько угодно ждать, когда Нолан объяснит, зачем он пришел. Будь у Нолана в детстве такая собака, он здесь бы не очутился.
Книга «Голубой ангел» (2000 г.) – «университетский роман», история отношений разочарованного немолодого профессора частного университета, в прошлом писателя, и его талантливой студентки. Любовная интрига становится причиной крушения как супружеской жизни, так и карьеры героя. Коллизия в книге Ф.Проуз во многом повторяет сюжет знаменитого фильма «Голубой ангел» с Марлей Дитрих в главной роли. Символично, что первая нашумевшая книга профессора, успех которой он не может повторить, тоже носит название «Голубой ангел».
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.
Роман о небольшом издательстве. О его редакторах. Об авторах, молодых начинающих, жаждущих напечататься, и маститых, самодовольных, избалованных. О главном редакторе, воюющем с блатным графоманом. О противоречивом писательско-издательском мире. Где, казалось, на безобидный характер всех отношений, случаются трагедии… Журнал «Волга» (2021 год)
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.