Изменившийся человек - [27]
Маргарет только этого и дожидалась. Прекрасный повод расстаться с ним. И она за него ухватилась. Она сказала Винсенту, что в их отношениях нет никакой перспективы. Отношениях. В их отношениях. Она никогда раньше не употребляла этого слова. Он не стал бы жить с женщиной, которая разговаривает на мусорном языке ток-шоу. Может быть, это и было самое обидное: он прожил два года с женщиной, способной разбить ему сердце из-за того, что в их отношениях нет перспективы. Зато у нее есть. Когда ей стукнет сорок, она будет командовать местным отделением посылочной службы UPS, а не водить их грузовик. Раньше Нолану казалось это эротичным — коричневая форма, большой блокнот, дружеское помахивание рукой, когда Маргарет отъезжала на своем грузовичке. Только дурак мог возбудиться от того, как радостно отъезжает женщина от дома.
Они жили в квартире Маргарет в Согертисе, так что с разрывом возник и квартирный вопрос. Тут оказалось, что сбережений у Винсента меньше, чем он думал. Ему должно было прийти пособие по безработице, поэтому он не стал далеко уезжать от Кингстона. Нашел комнату в мотеле «Стримсайд» с понедельной оплатой. Его нельзя было упрекнуть за то, что он заполняет свой досуг пивом, телевидением и таблетками. Рядом с мотелем был медпункт, где с редкостным пониманием отнеслись к его непроходящим болям в спине, связанным с работой.
Потом он перестал платить владельцу мотеля, мистеру Дерджани. Тот так и не починил ему водонагреватель. По мнению Нолана, они были квиты. Но, видимо, о Нолане дали знать по всему кусту мотелей, принадлежащих пакистанцам. Куда бы Нолан ни ткнулся, везде зажигалось: «Мест нет».
В конце концов он отправился к маме, но он забыл, что его мама сейчас — и уже лет десять как — замужем за Уорреном-Уродом. Словно запамятовал, что Уоррен недавно ушел на пенсию с завода электрических вентиляторов и теперь у него времени хоть отбавляй. Счастливые супруги живут под Биконом, в трейлере, который достался Уоррену по соглашению о разводе сколько-то лет назад. Чтобы Нолан чувствовал себя как дома, Уоррен по несколько раз на дню спрашивал, долго ли он собирается здесь пробыть.
Когда Уоррен с храпом засыпал, мама Нолана затягивала свои буддийские песнопения. Она просила попеть с ней. А молиться ему было о чем. Об истинной любви. О настоящем призвании. О том, чтобы найти наконец свой путь. К сожалению, он не мог. Ему до смерти жаль, что мама так долго была в поисках — порядочного мужчины, собственного дома. Покоя. Любви. Бога. И чего там еще. Он не в претензии к ней за это. Он надеется, что она найдет это до того, как умрет.
Нолан свалил через два дня. И больше не возвращался. Не явиться же к ней с бритой головой и наколками. Мама подумает, что это ее вина — ее кочевья, когда он был ребенком. Другая помеха — с тех пор, как Нолан последний раз видел мать, он кое-что узнал об отце, о смерти отца, о чем она никогда ему не рассказывала. Он опасается, что вынужден будет заговорить об этом раньше или позже.
Уехав от матери, он нанялся на ночную смену в пончиковой, а когда его уволили, в круглосуточный магазин на Бродвее в Мидлтауне. Менеджер сказал ему, что он сможет ночевать в доме престарелых, если сунет швейцару десятку.
Вот до чего опустился Нолан: ночами работать в магазине, а днем спать в тараканьем приюте, через который мафия отмывает деньги. Вы слышали о неудачниках, которые проваливаются через дыру в страховочной сетке?
Он провалился.
По счастливой случайности, он встретил Реймонда. После короткого отстоя в «Крик-Марте» и приюте «Лилия Долины», возможность ночевать на кушетке у Реймонда и работать в шинной мастерской казалась приглашением от святого Петра поставить шатер свой на небесах. Сперва Нолану почти не мешало, что каждое утро его будит вой блендера, в котором Люси готовила противные полезные коктейли для детей. Он понимал, что блендер — это Люсин способ послать ему душевное утреннее «пошел ты на…»
По сравнению с этим в кладовой — простите, гостевой — комнате у Бонни Нолан чувствует себя как Мик Джаггер, прихлебывающий тропические коктейли у себя в карибской гасиенде. Жаль только, больше всего ему нравится в этой комнате, что в ней закрывается дверь. Это вряд ли оценишь, если не сидел до поздней ночи, слушая пивные беседы Реймонда, Теда Доннела, Фрэнки Моста и Томми Лемана о том, как обувают всюду белого человека. Нолану не надо было много говорить. Предполагалось, что он один из них. И в каком-то смысле так оно, наверное, и было. Он обрил голову и сделал наколки. Он поехал в лагерь «Арийского отечества» и слушал немецкие военные песни и речи о том, как еврейские сыновья сатаны затеяли уничтожить белую расу.
Он не может отрицать, что было приятно не скрывать больше свою злость, чему его учили с тех пор, как он себя помнил. А узнал он это о себе на терапевтических занятиях по обузданию гнева. Самым лучшим в ДАС было то, что он давал направление твоей злости. Как громоотвод, электрическое заземление. Ты прикасаешься к нему — и разрядился. Раньше его зло взяло бы, что пока он был бездомным, у Бонни и ее ребят целая комната стояла без дела. Смотрите, кто чистит бассейны, а кто в них плавает. Но сейчас чего хорошего от таких мыслей?
Книга «Голубой ангел» (2000 г.) – «университетский роман», история отношений разочарованного немолодого профессора частного университета, в прошлом писателя, и его талантливой студентки. Любовная интрига становится причиной крушения как супружеской жизни, так и карьеры героя. Коллизия в книге Ф.Проуз во многом повторяет сюжет знаменитого фильма «Голубой ангел» с Марлей Дитрих в главной роли. Символично, что первая нашумевшая книга профессора, успех которой он не может повторить, тоже носит название «Голубой ангел».
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.