Излучина Ганга - [99]

Даже в этом глухом уголке страны, столь удаленном от ее сердца, Деби подмечал признаки перемен. Стены домов вокруг небольшой рыночной площади в поселке Холм Молчания были испещрены наспех написанными лозунгами на хинди и бенгали, ассамском, английском:

«Прочь из Индии!»

«Прочь из Индии!» Это звучало довольно забавно. Англичане покинули Малайю, Бирму, вовсе не повинуясь таким лозунгам. А те, кто требовал их ухода, теперь томятся в тюрьмах. Никогда не удастся толпам людей в дхоти и белых шапочках выгнать англичан из страны. Лозунги эти звучали жалобно или смехотворно в зависимости от того, кто их читал — индийцы или англичане. Пришельцы из Англии могут уступить только силе. Если бы движение террористов продолжалось и распространялось по стране так же широко, как распространены идеи Ганди, пришел бы час решительного наступления. Похоже, что англичанам нужен какой-то последний толчок. Деби заметил, что здесь, в Ассаме, многие из них уже готовятся к эвакуации женщин и детей. Видимо, они уже готовы к последнему, непостижимому событию — полному отступлению из Индии.

Итак, Деби-даял ничего не предпринимал. Он ждал, когда кончится война, и делал все, что положено было делать Калураму, беженцу из Бирмы, получившему должность помощника заведующего складом на чайной плантации Холм Молчания, расположенной в северозападном Ассаме.

«Доки горят!»

Когда раздался взрыв, Сундари сидела, склонившись над столом, и кроила чоли по бумажной выкройке. Стены дома вздрогнули, как будто их подбросил неведомый гигант, стекла задребезжали. Где-то внизу, словно винтовочный выстрел, хлопнула дверь.

Сундари подбежала к окну. Море было яркое, зелено-голубое под палящими лучами апрельского солнца и ровное как стекло. Но буквально у нее на глазах закачались вершины пальм и белый гребень огромной волны заклубился вдали, приближаясь к берегу. Она стояла, испуганная, держась за раму окна и прислушиваясь к шагам и взволнованным голосам на лестнице. Белый гребень приближался с непостижимой быстротой, все увеличиваясь в размерах. Скоро он превратился в колоссальную водяную стену, грозившую обрушиться на побережье. Вот он схватил маленькую парусную шлюпку и проглотил ее, не оставив и следа, а потом со свистом и гулом набросился на берег, уничтожая на своем пути утлые рыбацкие лодки и разложенные для просушки сети, пробираясь между стволами прибрежных пальм и потоками растекаясь по саду.

Балдев, лакей, горничная и садовник, ошеломленные, вбежали в комнату. Но, увидев бурлящие потоки прямо перед собой, в двухстах ярдах от обычной береговой линии, они замолчали. Теперь все четверо в оцепенении стояли за спиной Сундари и смотрели в окно.

Волна с неохотой отступала. Назад она несла с собой клочья желтой пены, какие бывают в переполненных сточных канавах. И море из зелено-голубого стало теперь грязным, цвета кипящей серы.

— Что это такое? Что случилось? — спросила Сундари.

— Наверно, бомбежка, — ответил Балдев. — Я слышал взрыв, ужас!

— Должно быть, землетрясение, — предположила горничная. — Ай-ай! Боже, спаси моих близких!

Они побежали вниз. Жители окрестных домов, собравшиеся в саду, с тревогой смотрели в сторону города: маленькое черное облако плыло высоко-высоко над холмом Малабар.

— Это дым, — сказал садовник.

— Бомбовозы разрушили город, — испугался Балдев, — японцы превратили Бомбей в щепки.

Облако набухало, росло с каждой минутой, пока не стало похоже на огромный кочан капусты, закрывший от них город.

— Пожар! Это может быть только пожар, — догадался садовник.

— Харе-рам! Боже мой! Самый большой пожар, какой бывает на свете! Должно быть, весь город пылает, ни одного целого дома — вы только посмотрите! причитал Балдев. — Посмотрите, какой дым!

— Там все погибли! — рыдала горничная. — Что сталось с моей сестрой? И с ее новорожденным?

Все понимали, что стряслось какое-то несчастье, но не могли догадаться, какое именно. Со всех сторон подходили жители пригорода, в испуге спрашивали: в чем дело?

Огромный столб дыма, словно злой волшебник-великан, в ярко-голубом небе принимал самые различные очертания, пугая людей.

— Говорят, доки загорелись, — крикнул с шоссе мотоциклист. — Несколько пароходов взорвались!

Сначала это сообщение не показалось особенно значительным. Просто еще один голос прибавился к возбужденной разноголосице.

— Что такое? Что ты сказал? — переспросила Сундари.

— Доки сгорели! — ответил ей кто-то. — Дотла!

Только теперь до нее дошло.

— Доки! — ахнула Сундари. — Господи!

Страшно было даже подумать об этом. Ей вспомнился человек в замасленном комбинезоне, стоявший на верфи. Потом грязный, ветхий дом у железной дороги с общественными уборными во дворе… Сундари бросилась к машине, стоявшей у подъезда. Нужно все увидеть своими глазами.

Она гнала машину так быстро, как могла. Дым принял теперь красноватый оттенок. Уже подъезжая к Варли[72], она почувствовала во рту вкус пыли и пепла. То тут, то там в дыму появлялись мгновенно исчезавшие языки пламени. «Сколько же там пожаров?» — недоумевала Сундари.

Улицы, ведущие в порт, были запружены машинами и толпами напуганных людей. На углу рынка «Кроуфорд» Сундари не смогла сделать левый поворот — весь транспорт остановился. Она свернула вправо, промчалась по почти пустой улице позади Школы искусств, но тут же увидела другую пробку, напротив почтамта. Она развернулась и услышала яростные проклятия водителя грузовика, которому пришлось резко затормозить, чтобы не столкнуться с ней. Сундари ничего не оставалось, как оставить свой «форд» у вокзала «Виктория». Оттуда она уже пешком возвратилась в людской водоворот, рассчитывая все-таки пробраться в порт. В конце улицы люди и машины снова остановились. Дальше никого не пускали. Сундари упрямо шла вперед, проскочила мимо полицейского кордона и выбежала к совершенно пустому мосту «Виктория». Здесь ей преградил путь английский солдат в шлеме.