Излучина Ганга - [72]

Все еще не умолкавший Рамоши вернул Гьяна к действительности.

— Подумай хорошенько, — настаивал он. — Если ты согласишься, я займусь приготовлениями. Трогаться в путь нужно в мае, когда только начнутся муссоны и еще не пойдут дожди. К тому времени нужно будет отыскать третьего человека, который хочет возвратиться в Индию, не похожего на этих скотов, готовых здесь жить и размножаться…

Третьего? Внезапно ему пришла в голову мысль… Человек, который хочет вернуться и готов на все? Деби-даял! Это единственное, чем он может загладить свою вину перед Деби. Только тогда пройдет стыд, словно червь грызущий сердце Гьяна. Теперь он знал, что нужно делать.

Вот как он поступит. Он примет предложение Рамоши только в том случае, если тот согласится взять с собой Деби. И никак иначе. Гьян поможет Деби бежать, даже если это будет последний его поступок на земле.

Они миновали пальмовую рощу. Здесь им предстояло расстаться.

— Я обдумаю это, — сказал Гьян, сворачивая. — Через день-два я сообщу тебе.

Погрузившись в свои мысли, он в полном одиночестве шагал по узкой тропе к общежитию в Заливе моряков. Но не успел Гьян пройти и сотни ярдов, как он услышал крик Рамоши.

— Бабу-джи! Бабу-джи, подожди!

Гьян постоял немножко и дождался товарища.

— Что случилось? — спросил он.

Рамоши подбежал совсем близко и несколько секунд молчал, ожидая, пока успокоится дыхание. Он возвышался над Гьяном, тяжело дыша, лицо его покрылось крупными каплями пота. Наконец он сказал:

— Бабу-джи! Ты мудрый человек, ты прочитал уйму книг, так что особенно беспокоиться не стоит. Но все-таки я хочу тебе кое-что сказать. Я знаю, что теперь ты стал хозяином моей жизни, когда узнал про мой план и про золотые монеты. Все-таки я вынужден предупредить тебя, особенно после того, что ты сделал с Деби-даялом. Я надеюсь, ты… ты никому ничего не скажешь?

— Конечно, нет! — заверил его Гьян.

— Для твоей же пользы прошу, — продолжал Рамоши почти умоляюще. — Законы нашего племени велят убивать всякого, кто разгласит тайну.

Это была даже не угроза, а просто констатация факта, да и лицо Рамоши выражало не гнев, не самоуверенность, даже не твердую решимость. Скорее чувство печали оттого, что Ветала не оставляет его племени другого выхода. И прежде чем Гьян успел сказать еще что-нибудь, великан повернулся и исчез.

Это были планы мышей, такие планы строили до них и другие мыши, и всегда тщетно. Но эти планы были так увлекательны, что бедняги отдавали им всю душу. Следующие три дня, как только Гьян с Большим Рамоши оставались вдвоем, они говорили только об этом. План их постепенно прояснялся, час от часу обретал более конкретную форму. Невидимые складки разглаживались, пустоты заполнялись, линии отчетливо просматривались. Здание плана начало подниматься ввысь, словно гигантский эшафот, плывущий в волнах Бирманского моря.

Целую неделю всех заключенных, — кроме отщепенцев со знаком «D» на куртках, выводили на земляные работы в Залив феникса. По слухам, ожидалось прибытие на острова новой воинской части, целого батальона — для их лагеря и разравнивали площадку.

Как-то вечером, перед возвращением землекопов, Гьян отправился в тюрьму, чтобы повидать Деби-даяла. Деби сидел у навеса с кокосами, перед ним стояли тарелка и кружка, приготовленные к ужину, задерживавшемуся до возвращения заключенных с работы. Гьян подошел и уселся с ним рядом.

Два дня он обдумывал, что сказать Деби. Но сейчас, когда надо было говорить, он забыл все и по-прежнему чувствовал лишь жгучий стыд. Глаза Деби-даяла, смотревшие на него с изумлением, когда он засвистел в свой свисток, а потом страшная экзекуция — все это не выходило у Гьяна из головы. А те слова, которые он заботливо заранее приготовил, куда-то улетучились.

— Я пришел сказать… мне жаль, что все так получилось, — начал Гьян шепотом. Я засвистел тогда, ничего толком не сообразив. Все вышло так внезапно. Я давно хотел сказать тебе, как мне стыдно, хотя я понимаю, что никакими словами мне не загладить своей вины.

Деби-даял даже не взглянул на него. Он смотрел прямо перед собой на центральную башню. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Но у меня есть и сообщение поважнее, — продолжал Гьян. — Я пришел, чтобы предложить тебе кое-что. Послушай внимательно. Мы с одним парнем задумали побег. Наверно, в мае. Не могу пока что сообщить тебе подробности, но я чувствую, что шансы на успех есть. У нас есть деньги и лодка. Я хочу знать, готов ли ты к нам присоединиться?

Деби молчал. По выражению его лица можно было подумать, что он ничего не слышал.

— Ты должен уйти с нами. Я прошу тебя. Дай мне возможность что-нибудь для тебя сделать, дай мне почувствовать, что я могу хоть как-то расплатиться за те страдания, которые тебе причинил! — Гьян с надеждой взглянул в лицо Деби, безжизненное, словно металлическая маска, если не считать пронзительного взгляда, устремленного вдаль.

— Это великолепный план, — с воодушевлением говорил Гьян. — План, который не должен провалиться. Тебе нужно лишь выйти отсюда и присоединиться к нам, когда мы все подготовим. Через три недели, самое позднее — через месяц, ты возвратишься в Индию. Пойми, даже если бы тот твой побег удался, тебя бы поймали в поселке или доставили бы за вознаграждение дикари джаора. Доставили бы мертвым. Они еще не приводили живых. И они терзают свою жертву, прежде чем прикончить ее.