Излучина Ганга - [73]
Деби-даял чуть-чуть повернулся в его сторону. Это движение дало Гьяну какую-то надежду.
— Помнишь ты наш давний разговор об истине и ненасилии? — спросил Деби-даял. — Ты предал ненасилие, когда убил человека. Я не знаю, когда ты предал истину. — Презрение в его голосе было хуже, чем удар хлыста. — Я знаю, ты сейчас втягиваешь меня в разговор о побеге, потому что тебе так велел Маллиган. Я не попадусь в западню.
— Клянусь тебе, это не так, — запротестовал Гьян. — Клянусь всем дорогим для меня! Клянусь Шивой!
— Но даже если ты всерьез предлагаешь, я лучше подохну в камере, чем вступлю в компанию с таким, как ты. Ты подонок. Ты хуже Балбахадура, тот хоть не скрывает своей ненависти, а ты разглагольствуешь об истине и ненасилии. При помощи таких, как ты, Маллиганы правят Индией, превращают нас в рабов. Ты лакей, прислуживающий господам, гордишься своей должностью и вымаливаешь подачки.
— Пожалуйста! — умолял Гьян. — Прошу тебя, успокойся. Сейчас вернутся бригады. Я отвечаю за каждое свое слово. Как мне убедить тебя? Как доказать?
— Почему бы тебе не дунуть в свою свистульку? — спросил Деби-даял.
На следующее утро, встретившись с Большим Рамоши, Гьян сообщил ему, что отказывается участвовать в побеге. План разделил участь всех прежних мышиных планов. Воображаемое сооружение, собравшееся было бороздить Бирманское море, неожиданно развалилось.
В тот же вечер Гьяну передали письмо от адвоката Раммуни Шармы, который извещал его о смерти бабушки. «Это почти символично», — подумал Гьян. Последняя струна, звучавшая в его сердце, оборвалась. Уезжать было незачем. Андаманские острова все-таки стали его землей. Здесь он проведет остаток своих лет. Изгнанник. Прокаженный, которого остерегаются даже прокаженные.
Освобождение
Пришло лето — время горячего западного ветра, разноцветных стрекоз и пламенных цветов, вырывающихся из зелени леса, словно переливчатые неоновые огни из темноты. Площадка для лагеря была расчищена и идеально утрамбована. После этого заключенные возвратились к своим обычным занятиям.
А потом прилетел муссон, он дал отдохнуть от жары, но потребовал за это свою цену: мгновенно забросал приготовленную для лагеря площадку мокрыми ветками и листьями. Он загнал все живое в хижины и норы, принес малярию, дизентерию и какие-то неведомые лихорадки, зло посмеявшись над жалкими усилиями колонистов.
В октябре ливни прекратились. Люди снова вышли из домов. И снова пришлось строить лагерь — огромный лагерь для нескольких тысяч воинов: офицерские и сержантские палатки, солдатские бараки, навесы, умывальные, отхожие места, конюшни для мулов, кухни, столовые и даже гауптвахту с флагштоком.
К приходу батальона гуркхов лагерь был готов. Узкоглазые, приземистые, кривоногие, чванливые, с устрашающими ножами, подвешенными к ремням, они явились сюда по воле империи, чтобы защитить острова от нового врага. Этим врагом, о котором арестанты и слыхом не слыхивали, но который за тысячу миль отсюда пригнулся и изготовился к прыжку, была Япония.
В декабре события стали разворачиваться со скоростью горного обвала — послышался отдаленный гул, потом грохот, а потом и земля разверзлась под ногами.
Тот самый враг, что затаился где-то далеко за морем, бросился в битву. Пирл-Харбор сровнялся с землей. Индокитай, Малайя, Голландская Вест-Индия — все это развалилось, словно глиняные домики под натиском муссона. Остались лишь печальные груды неузнаваемых обломков да жирные пятна на поверхности океана.
Наступил новый год; с каждым днем таинственный враг приближался к Андаманским островам. В самом начале марта шотландские воины и батальон гуркхов в спешке отплыли куда-то, захватив с собой жен и детей британских подданных, проживавших на Андаманах.
Строгому порядку, заведенному в человеческом улье «ячеечной» тюрьмы, был нанесен ощутимый удар. Каждый, кто хотел, мог бежать. Возможностей было хоть отбавляй. Но никто даже не попытался этого сделать. Похоже было, что самый верный путь к избавлению — сидеть тихонько и ждать прихода японцев.
«Семьи они уже отправили, — рассуждали заключенные — Пройдет несколько дней, и сахибы последуют за ними. В одну прекрасную полночь они исчезнут — не станут же ждать, пока японцы их всех прикончат».
Сначала спасаются женщины и дети, а уж потом отцы семейств — благородная традиция владык империи. Священная процедура, которая повторяется и когда тонут корабли, и когда улепетывают из колоний. Осужденные со всею страстью желали, чтобы этот процесс завершился.
Андаманские острова снова оказывались незащищенными. Тюремная полиция в Порт-Блэре являла собой последний остаток имперской мощи. Теперь Деби-даял без труда мог бы организовать всеобщее восстание заключенных. Каждый из них пошел бы за ним без оглядки, готовый исполнить любое его приказание. Даже охранники и старшие украдкой поглядывали в сторону тех, кто, может быть, завтра окажется хозяевами положения. «Мы ведь только подчиненные! — объясняли они Деби-даялу. Мы лишь исполнители приказаний сахиба. Так же преданно мы станем служить другим хозяевам. А против вас мы вражды не держим».
Но Деби-даял не торопился. Он ждал, уверенный, что ждать осталось недолго.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.