Изгои - [36]

К вечеру следующего дня отец сказал, что у Хабиба жар. Мой платок теперь походил на простую тряпку. Папа опускал его в море и выжимал раз за разом, чтобы затем вытереть лицо больного от пота и охладить кожу. Хабиб, не переставая, всхлипывал и благодарил, но позже перестал и благодарить – только судорожно вздыхал.

Я наблюдала за ним с сочувствием, но и с некоторой брезгливостью. Больные и страдающие всегда вызывали во мне отчужденность, их слабый вид отталкивал. Хабиб не был исключением. Мне хотелось, чтобы он поскорее пришел в норму, чтобы не видеть его таким жалким, таким несчастным. Он больше не улыбался, и доброта его была погребена под пластом боли.

Иффа напоминала мне верного пса, ждущего пробуждения хозяина. Она следила за каждым движением Хабиба, подзывала отца, чтобы он помог христианину, но сама к нему не подходила. Сон ее стал более чуткий: сквозь дремоту я чувствовала, что Иффа не спит, думает о чем-то и следит за Хабибом.

Мы продолжали плыть. От голода тело ослабло, жажда затуманила рассудок, а от неподвижности затекли мышцы. Чтобы хоть как-то протянуть, мы питались раз в день и пили как можно реже. Джундуб сначала много плакал, но затем силы оставили его, и теперь он чаще спал. Мы почти не разговаривали друг с другом. С утра до вечера я глядела на яркую синеву неба, пыталась разглядеть под водой рыбу, следила за измученными соседями.

На четвертый день я так же отупевшим взглядом смотрела на воду, погруженная в апатичные мысли, которые крутились в голове медленно и со скрипом, точно несмазанные шестеренки. Я следила за песчинками, плавающими под самой поверхностью и искрящимися от декабрьского солнца, когда вдруг мимо проплыл небольшой контейнер из-под еды. Сначала я не обратила на него внимания, решив, что кто-то выбросил из нашей лодки, но за контейнером проплыла обувь, пустой рюкзак, несколько игрушек. Выглянув, я увидела еще много вещей – остатки чьих-то судеб, выброшенные и потерянные, такие же как и их хозяева.

Я взяла куклу, проплывающую совсем рядом с лодкой. У нее на макушке не было волос, краска стерлась, и теперь вместо глаз были только впадины. Некоторое время я разглядывала ее, думая о ребенке, которому пришлось с ней расстаться.

Война забирает детство, так жестоко и несправедливо. Ее липкие щупальца доберутся и до моря и до другого континента, а мы все равно бежим от нее. Нам закрывают двери, но мы пролазим через окна.

Наверное, остальному миру, так же как и мне, неприятно смотреть на страдания других, и легче закрыть глаза, дожидаясь, пока больные поправятся, а слабые станут сильными. Ведь настоящая помощь заключается не в том, чтобы помогать, когда это удобно. Настоящая помощь – почти всегда в убыток себе.

Я опустила куклу в море. Сначала она погрузилась в воду, но затем выплыла на поверхность, будто невидимые силы подтолкнули ее вверх.

Европа не готова идти на жертвы, она и не обязана. И все же, глядя на эту куклу, бесхозно уплывающую и безмолвно кричащую о судьбе своей маленькой хозяйки, можно ли так спокойно решить, что помощь не обязательна?

– Они утонули, да? – спросила Иффа, так же наблюдавшая за качающимися на морской глади вещами.

– Я не знаю.

– Вода стала их могилой, но зато они умерли как шахиды и теперь в раю, – произнесла женщина рядом с нами, скорее обращаясь к самой себе, чем к нам. Ее взгляд остановился на маленьком башмачке, крутящемся на взбудораженной нашей лодкой поверхности. Женщина открыла рот, будто хотела что-то сказать, но передумала и отвернулась.

Я представила маленькое тельце, медленно погружающееся в пучину, как вода, все более холоднеющая и темнеющая, давит и тянет ниже и ниже, а поверхность, где еще видно голубое небо и солнечные лучи, становится недосягаемой.

Детям не обязательно умирать как шахидам, чтобы попасть в рай. Дети невинны, так за что же им такая страшная смерть?

В тот же вечер одна из беженок начала рыдать и вопить. Кто-то пытался ее успокоить, но она кричала так сильно, что звенело в ушах.

– Что там происходит?

Та же женщина, что говорила с нами, задрожала и коснулась живота, будто кто-то ее ударил.

– Этот крик, – прошептала она, – так кричит мать, потеряв ребенка.

Я попыталась разглядеть, но кроме голов, обращенных в ту же сторону, ничего не увидела. Позже я узнала, что ребенок действительно умер, не сумев перенести этот путь. Матери велели выбросить его за борт, но она так сильно прижимала ребенка в груди, что даже несколько мужчин не смогли вырвать его из ее рук. Вскоре крики прекратились, но лодку вдруг качнуло, и послышался всплеск воды. Кто-то завопил. От страха я окаменела, продолжая глядеть перед собой и не решаясь посмотреть туда. Мне никто не говорил, но я знала, что случилось, и от этого ужас пробрал меня до самых недр души.

– Она прыгнула вместе с ним, Джанан! – Иффа закрыла рот руками, не в силах поверить в то, что увидела.

Какой-то мужчина прыгнул вслед за обезумевшей матерью. Я не видела, что происходит, только слышала вопли, всплески воды, хрипящие вздохи от недостатка кислорода. Через время все прекратилось.

Кого-то вырвало от потрясения и шока.