Изгои - [38]

Лодка продолжала наполняться водой и погружалась все сильнее. Упавшие вместе со мной теперь в отчаянье пытались залезть обратно. В отличие от меня, им никто не помогал, и они, цепляясь за мокрые борта, неизбежно падали. Почти что в истерике, не оставляя попыток, они брались за края лодки, и судно от этого кренилось на бок.

Тяжелые капли с гулом разбивались о море, слышался тревожный рокот грома где-то вдалеке. Волны ударялись о носовую часть лодки, и после каждого удара сердце останавливалось, и резкая боль пронзала поясницу.

Море, казалось, распалялось от собственной же ярости и становилось еще неукротимей, еще безжалостней, терзая лодку и обрушиваясь на нее, пока та в один миг с отрывистым, едва слышимым бульканьем не затонула. Крики людей соединились в один общий вопль. Захлебываясь и кашляя, мы пытались держаться наплаву.

Джундуб повис на мне, и я придерживала его железной от страха хваткой. Иффа с какой-то детской беспомощностью в глазах озиралась по сторонам, словно искала спасения, и вот-вот была готова потерять сознание. Папа подплыл к ней, пытаясь унять ее панику, но Иффа не успокаивалась, и ее судорожные вдохи были слышны даже среди оглушительной симфонии шторма.

Животный страх пропитал собой даже кости. Он стал такой невыносимый, что хотелось нырнуть и, наконец, впустить в себя море, чтобы оно больше не мучило. Эти бесконечно тянущиеся минуты, перерастающие в часы, обернулись адом, воспоминания о котором никогда не перестанут ужасать меня.

И смерть кажется не такой страшной, как сама мысль о ее приближении.

Мы продержались около часа, с последними силами удерживаясь на поверхности. Это время длилось вечность для меня. Я глядела на черное небо с едва различимыми тучами, и душа моя так измучилась, что была готова раствориться среди них. Вцепившись в запястья Джундуба, вскоре мои руки онемели от холода и неподвижности.

Когда отчаянье достигло апогея и сменилось апатией, то есть истощением не только тела, но и всяких чувств, когда рассудок настолько помутился, что уже было непонятно, мертвы ли мы или еще держимся, на горизонте забрезжил свет, и на долю секунды я решила, что это открываются врата в рай. Нас ослепило, но вскоре донесся рев мотора, а затем удалось различить лодку и фигуры людей. Невнятный голос эхом раздался среди воя ветра и шипения волн.

Отец, задыхаясь от бессилия, заговорил вслед за голосом, но слова папы были едва слышны среди какофонии борьбы стихии и человека.

– Это береговая охрана! Дети, это береговая охрана! Все будет хорошо! – закричал папа.

Лодка стремительно приближалась, и за ней появились еще несколько. Поверхность моря отражала лучи от фонарей, направленных на нас.

Вода стекала по лицу, попадая в глаза, ноздри и рот, и легкие болели от недостатка кислорода. Звуки обострились: всплески были раскатистыми, собственное дыхание слышалось где-то в голове и стало эпицентром всех звуков.

Я облизнула соленые губы и закрыла глаза.

– Аллаха шукур, – прошептала моя истерзанная душа. – Спасибо, Аллах. Спасибо, что услышал наши молитвы.

От первых глотков пресной воды у меня закружилась голова. Сухое теплое одеяло, накинутое поверх плеч, помогло унять дрожь.

Долгое время я не могла поверить, что мы в безопасности, и только мерное дыхание брата, спокойного и расслабленного, напоминало мне о том, что опасность позади.

Тело ныло и дрожало от недосыпания, голода и потрясения. Хотелось спать, но сон не шел из-за не унимающегося бешеного сердцебиения.

Я взглянула на папу и удивилась, как сильно он успел похудеть. Плечи его осунулись, лицо посерело, и появились морщины на лбу и между бровями.

– Папа, ты сохранил?

Иффа сидела, укутавшись одеялом, и с беспокойством глядела на отца. Она тоже выглядела неважно: глаза ввалились и впали щеки, приковывая взгляд к острым скулам.

– Что? Ах, да, рух Альби, – отец достал целлофановый пакет, в котором держал деньги и документы, чтобы они не намокли, и вынул оттуда фотографию. – Вот, держи.

Иффа поспешно спрятала ее в карман, даже не взглянув на нее.

– Не переживай по этому поводу, дочка, – сказал папа. – Теперь все будет хорошо.

Я увидела по выражению лица Иффы, что она хочет ответить, как всегда отвечала раньше: "Ты знаешь, что нет", но она промолчала, а потом с печальной улыбкой все-таки ответила:

– Я очень на это надеюсь, папа.

Лодка замедлила ход. На берегу стояли черные фигуры во флуоресцентных желтых жилетах. Небо уже понемногу светлело, на горизонте можно было разглядеть качающиеся пальмы, очертания людей становились все отчетливей. Когда лодка причалила, и я вышла на берег, усталость нахлынула на меня, как волны на наше потонувшее судно. Я сделала пару шагов, ноги мои подкосились, и я упала на колени, расплакавшись от облегчения. Песок был холодный, но он показался мне самым прекрасным, что я видела за последнюю неделю, и я набрала его в ладони, пропуская между пальцами. Песчинки быстро растворились, и осталось только несколько прилипших крупинок.

Мужчина позади меня целовал землю, не переставая рыдать. Отовсюду слышались слезы, наполненные счастливым успокоением.

Весь берег был усыпан оранжевыми жилетами – особенно яркими в утренние сумерки. Я тоже сняла жилет и бросила его к остальным. Береговая охрана выдала воду и одеяла, кому не хватало. Врачи суетливо бегали от одного к другому, проверяя состояние выживших.