Изгнанник - [31]
«Только бы не срыгнуть погадку в пещере церемоний, ведь это будет ужасным оскорблением для хозяев!» — в смятении подумал он, отворачиваясь от калеки. Желудком он уже знал, что Хаймиш был прав. Щенка нарочно искалечили, чтобы отдать в глодатели.
— Смотрите-ка, это наш Коди, — хвастливо прорычал Макхит. — Наш маленький глодатель. Ну-ка, Коди, покажи лорду Дункану свои кости.
Коди проковылял в угол и вытащил оттуда несколько изгрызенных костей.
Какая-то волчица со светлой, почти белой, шерстью проводила хромого щенка долгим взглядом, а потом случайно встретилась глазами с Корином. Никогда еще ему не доводилось видеть в волчьих глазах столько тоски и печали!
Некоторое время волчица молча смотрела на Корина, и он с трудом заставил себя не отвести взгляда.
«Почему она разглядывает меня? Наверное, заметила мой шрам… Если бы она только могла знать, что меня искалечила родная мать!»
— У него отлично получается, лорд Дункан! Просто загляденье, а не парень.
— Да-да, я вижу, — выдавил Дункан, с трудом скрывая отвращение.
— Кстати, его пра-прабабка была из клана Макдункана.
Где-то на середине разговора, в ходе которого Макхит несколько раз довольно неуклюже пытался намекнуть Дункану на то, что малыш Коди достоин занять место среди стражей, Корин не выдержал и отвернулся. Он был не в силах больше смотреть на изуродованного щенка, но к несчастью, слишком резко повернул голову и ненароком зацепил взглядом пылающий посреди пещеры огонь.
В тот же миг Корин понял, что пропал. Он уже не мог противиться силе огня. Сначала он, не отрываясь, следил за игрой языков пламени, потом перевел взгляд на мерцающие угли. В тот же миг перед ним возникло черное лицо кузнеца, покрытое свежей сажей и копотью…
Сердце у Корина тревожно затрепетало. Под слоем черной сажи, подобно огромной луне-наседке, мерцавшей на краю Далеко-Далеко, светилось чудовищное белое лицо, перечеркнутое шрамом, так похожим на его собственный! Желудок у Корина замер и окаменел.
«Здесь была Нира! В этой самой пещере. Это она гостила у Макхита и подарила его клану зеленые глаза Других…»
Пятнистая сова теряет сознание
— Почему ты не рассказывал мне об этом? — обиженно спросил Хаймиш.
— Я не мог. Не мог, понимаешь? Это трудно объяснить, но ты поймешь.
Хаймиш ненадолго задумался, а потом сказал:
— Кажется, я понимаю, в чем тут дело. У тебя есть особый дар. Ты — огнечей, ты читаешь в языках пламени. Думаю, это примерно то же, что мой дар глодать кости… Такие способности делают одиноким. Все думают, что обладание даром приносит счастье, но только мы знаем, что это не так. Дар обрекает на одиночество. Мы с тобой очень похожи, Корин. Мы оба — изгои.
— Ты прав. Но меня сделал изгоем не только мой дар. Я никогда раньше не рассказывал тебе о своих родителях, Хаймиш. Знай, что во всем совином мире не было более ужасных созданий, чем моя мать и мой отец. Шрам, который перечеркивает мое лицо, был оставлен материнскими когтями. — Корин вопросительно посмотрел на Хаймиша, ожидая его реакции. К его удивлению, Хаймиш оставался абсолютно спокоен. — Как бы ты чувствовал себя, если бы родная мать сделала с тобой такое?
— Моя мать обошлась со мной гораздо хуже, Корин. Ее оправдывает лишь то, что у нее не было выбора. Таков волчий закон.
Корин изумленно заморгал. Он думал, что мать Хаймиша умерла, поскольку ни одна волчица в клане не проявляла к хромому щенку никакого интереса.
— У тебя есть мать?
— Конечно, — кивнул Хаймиш.
— Из этого клана? Хаймиш снова кивнул.
— И что же она сделала?
— Мы, волки, рождаемся на свет голыми, слепыми и глухими. Слышать мы начинаем через несколько дней после рождения, а глаза открываем и того позже. Когда я появился на свет, мать сразу увидела, что я хром и уродлив. Она даже не стала вылизывать меня, я так и остался в околоплодном мешке, в котором вышел на свет. Мать молча взяла меня за шкирку, вышла из пещеры в холодную ночь и начала подниматься на самую высокую гору.
Она ни разу не остановилась, чтобы передохнуть, а все шла и шла, волоча меня в зубах. Поднявшись на горный хребет, она положила меня на камни, так, чтобы волчьи птицы поскорее увидели добычу и прилетели. Запах околоплодного мешка, полного соков и слизи, мог привлечь пуму или даже гризли. Впрочем, я мог и сам избавить себя от долгих мучений. Если бы я стал вертеться, то мог бы свалиться вниз и раскроить себе череп об острые камни.
— Но как… как она могла так поступить? Ведь это жестоко!
— Нет, это не жестокость. Так испокон века поступают все страховолки. Если уродливый щенок выживет, значит, он отмечен Люпином и должен стать глодателем. Такого щенка принимают обратно в клан.
— И ты выжил…
— Да. Дункан пошел проверить, что со мной стало, и нашел меня живым.
— Но когда тебя принесли обратно в клан, мать приняла тебя? Она выкормила и воспитала тебя?
— Нет. К тому времени ни ее, ни моего отца, уже не было в клане.
— Почему?
— Таков закон. Если волчонок рождается калекой, его отец и мать должны навсегда оставить свой клан.
— И куда же они уходят?
— Некоторые пытаются прибиться к другим кланам. Но новости в волчьем мире разносятся быстро, поэтому изгои редко могут найти себе там место. Кому нужны волки, от которых родится неполноценное потомство?
