Изгнание Изяслава - [12]

Изяслав стоит у терема. Песня кончилась. Но в ушах словно еще звучит дорогой голос.

Здесь отрока и застал Турволод, почти силой потащил за собой. Слышались тяжелые удары городского била[25]. Призывные звуки распластали над толпой медные крылья, взбудоражили ее, завертели.

– На вече! – раздавались крики, и многосотенная толпа хлынула к вечевому месту – широкой площади. Она закружила Изяслава, как щепку, понесла с собой. Все лица были повернуты к дубовому помосту, на котором стояли посадник Остромир, Вышата, архиепископ, бояре с посохами и несколько купцов в расшитых кафтанах.

Остромир выступил вперед, поднял руку:

– Жалуются гости богатые, купцы немецкие! – крикнул он. – Плачутся:воины-де полоцкие побивают. Что будем делать?

Он отступил в сторону. Бояре пропустили вперед немецкого купца с изуродованным лицом. Купец запричитал о разорении, причиняемом полоцкими воинами.

Толпа загудела, закричала вся разом – кто кого перекричит, загремела гневно.

Ударило било – чтоб утихли. Стал говорить архиепископ. Он напомнил о том, сколько горя принесли распри, молвил о послушании и каре небесной. После него говорили выборные златокузнецов и шерстобитов. Один предложил отряжать при караванах усиленные дружины, второй – ходить на Днепр, минуя полоцкие заставы, через озеро Селигер, Волгу, Вазузу, Гжать.

Изяслава потрясло увиденное и услышанное. Посадник спрашивает простых людей:"Что делать?" Выходит, в Новгороде советчики не только бояре, но и гончары, и градоделы, и даже, может быть, смерды. Дивен город и дивен ряд – закон его. Дивен, а верен. Вон сколько советов измыслили новгородцы. Один посадник столькими мудростями не начинен.

Изяслав не знал, что на вече говорят лишь о том, что предлагают посадник и бояре. Он не замечал, что в толпе стоят десятки дружинников, тиунов и подкупленные боярами и посадниками ремесленники и громче всех кричат как раз то, что нужно их господину. Он слышал только, что посадник спрашивает совета у простого люда, и был потрясен этим…

Глава III РЕЗОИМЕЦ ЖАРИСЛАВ

1

Семилетний мальчик стоял у церкви Софии и жалобно всхлипывал. В двух шагах от него остановился боярин с необычайно мягкими движениями и длинными жилистыми руками. Он спросил у мальчика певучим голосом:

– Отчего печалишься, муже храбрый? Или рать проиграна, или рожь не скошена?

Мальчик невольно улыбнулся сквозь слезы. Он поведал доброму прохожему, как резоимец грек Константин отнял у них подворье, как отец пошел в холопы, а мать умерла в печали, как его, сирого, отдали родственникам и как плохо ему там жилось.

Боярин порылся в кошеле, вытащил оттуда витой сладкий хлеб. Отломил кусок, протянул мальчику:

– Откушай, муже. Вкусно?

– Вкусно, – еле-еле ответил мальчонка, давясь большим куском, который сразу же сунул в рот и теперь никак не мог разжевать.

– Ешь, ешь, – проговорил боярин и внезапно спросил:– Пойдешь ко мне жить? Работа легкая, козочек пасти. А с Константином-кровопивцем мы еще расплатимся. Худо ему будет!

Лицо боярина, покрытое сетью морщин, светилось лаской и заботой. У него самого было шестеро сыновей, он очень любил детей. На его подворье всегда находился десяток ребятишек. Боярин ставил их на легкие работы. В свободное время ребята ходили в гости к соседям и всем рассказывали об обидчиках их семей, о резоимцах Константине и Павле, Вартане, о черномазом Гаварии и патлатом Урсе. И всюду дети – ангельские души – расхваливали господина и хозяина, боярина Жарислава.

Услышав обещание отомстить Константину, мальчик доверился неожиданному покровителю. Он подскочил к нему, вложил в сухую сильную ладонь свою грязную ручонку, крикнул:

– Хочу к тебе!

Боярин погладил мальчонку по голове и улыбнулся. В тот же миг его лицо преобразилось от оскала острых щучьих зубов.

2

Мать Изяслава-отрока, Микулиха, как ее называли все на Копыревом конце, доила корову. Подумать только – корова… С тех пор как надорвался на княжьей работе Микула, муж, да вскорости и умер, не только коровы, и козы на подворье не было. А теперь – корова! И к тому же куплена на те деньги, что принес сын с княжьей службы. Тот самый, что держался за материн подол, боясь отойти на шаг, тот самый, что обнимал ее за шею, прижимался мягким тельцем и путался пальцами в ее волосах. И вот сын заработал деньги и отдал ей. Может ли быть у матери большее счастье?!

Глядит не наглядится Микулиха, как упругими струйками бьет теплое молоко из тяжелого коровьего вымени в глиняный корчажек, любуется не налюбуется.

– Ну и радость у тебя, Микулиха, ну и радость! – слышится от ворот певучий голос.

Корчажек падает из рук Микулихи. Молоко течет на землю – белое мешается с черным. Женщина узнала этот голос. Она медленно оборачивается. Перед ней – улыбающееся лицо боярина Жарислава. Боярин разевает широкую пасть и ласково говорит:

– Бог в помощь, Лаленка. (И ведь не родные, не близкие, а боярин помнит, как ее называли в молодости. ) Услышал про твое благоденствие, про удачу сыночка. Твое чадушко у князя – знатный муж. Гривнами князь пожаловал, обогатил. Я и подумал:дай проведаю. За мужем твоим, Микулой, должок запомнился. Шесть лет дожидался терпеливо, знал – в нестатке вы. Нынче ж година подошла. При деньгах ты. У меня и знак Микулы есть на бересте.