Избранные произведения - [73]

И Маниньо — Маниньо или Пайзиньо? — возразит ему:

— Эпоха давно уже отошла в прошлое, а психология осталась! Так дальше не может продолжаться, дружище Коко, вечно роющийся в старинных документах! Не может и не должно продолжаться!

И новое самосознание, которое ты мало-помалу терпеливо во мне воспитывал своими мозолистыми от тяжелой работы руками, ты сам и уничтожил в одно мгновение. Но знаешь, это было даже неплохо, я тебя искренне благодарю. Я никогда не прощу тебе убийства чернокожего юноши, потому что ты был рабочим, но я благодарю тебя. Я перестал тебя уважать, я тебя презираю, однако теперь ты мне более понятен, возникла новая форма уважения. Ты уничтожил, отделил от меня наивного четырнадцатилетнего подростка, и потому мы трое продолжаем быть нерасторжимо связанными — ты, я и он, залпом проглотивший единственную имевшуюся у тебя книгу — «Десять дней, которые потрясли мир». А тебя мир потряс за неделю, я хочу верить, что это произошло всего за семь дней, только в душе твоей уже завелась червоточина, что-то тебя грызло, подтачивало, ты сам себя изводил. Я постоянно возвращаюсь ко второму и главному уроку: только быть — этого еще недостаточно, надо, чтобы мы все хотели быть.

Проблема в другом, милейший офицер, любитель крепких коктейлей и красоток всех цветов кожи — от загорелых под тропическим солнцем европеек до смуглянок мулаток, которые в некоторых уголках земного шара с удивлением будут читать надпись на плакате с изображением указующего перста арийца: «Вход только для белых» — или совсем уж не на библейский лад: «Собаки и негры не допускаются» — и так далее и тому подобное, ведь ты сам сочинял эти шедевры и знаешь их содержание куда лучше, чем я, черт возьми! Ты не позволишь цветным женщинам сидеть рядом с тобой, пусть даже это будет лишь на автобусной остановке. Проблема состоит не в этом, главное, что все они мулаты, you see[30], на новогоднем балу нет ни одного белого, в котором не текла бы кровь самых разных народов, mixed[31], как вы говорите, точно речь идет о коктейлях, более смешанная, чем у тех немногих африканцев в военной форме, что здесь присутствуют. С твоей точки зрения, более нечистая, чем у них. Понимаешь? Sorry[32], я продолжаю, мы с тобою словно играем в прятки, только ищи хорошенько — «Всякая река начинается с родника», — если ты в самом деле хочешь увидеть, не предлагай мне твои очки, я не желаю видеть твоими глазами. Меня поражает, что ты, выходец из страны homo oeconomicus[33], страны долларов, марок, рандов или дьявол их разберет каких денег, разглядываешь, сукин сын, подлый мерзавец, обтрепанные манжеты моей рубашки, замечаешь, едва вскинув глаза, что у мамы чернота под ногтями и она никогда не красит губы. Ну что ж, раз уж ты сидишь за нашим столом и пожираешь глазами мою почти невестку, а сам говоришь с Маниньо на кимбунду — чувствуется, что ты немало часов провел в лингафонном кабинете, чтобы усвоить произношение, — выслушай меня: когда настанет время защищать облезлое чучело — ведь так именуют в просторечии колониальную империю, не правда ли, старый Пауло? — все твои предрассудки развеются как дым. Ты будешь радоваться нескончаемым колоннам джипов, грузовиков, бронетранспортеров и платформ, нагруженных черными солдатами, которым предстоит сражаться со своими братьями.

Братьями ли?

Четвертый урок; он вытекает из третьего или я придумал его только сейчас, поскорее, чтобы возложить цветы на могилу памяти? Цвет кожи — это еще не человек, внешняя оболочка — это еще не человек, «рука — это наш мозг», не так ли, Коко? Человек представляет собой сочетание многих миллионов нервных клеток, он не появляется на свет полностью сформировавшимся существом и никогда не формируется окончательно, рождаясь и умирая каждый день. Разум человека живет под черепной коробкой, внутри ее, под шапкой белокурых, черных, гладких, волнистых, курчавых или вьющихся кольцами волос. Он там, там его место жительства, и потому да еще потому, что «рука — это наш мозг», я могу сказать: да, с братьями. Даже если эта рука хватается за старую винтовку, которую торговцы свободой, похожие на тебя, милейший офицер, любитель крепких коктейлей, продали тебе, чтобы через несколько месяцев ты убил моего брата Маниньо, вооруженного купленной у них же новехонькой одноствольной тридцатизарядной винтовкой, прибыль все равно достанется им. Даже если Маниньо закричит о своей ненависти к войне голосом рвущихся гранат, на спортивной площадке недалеко от Пальмовой аллеи рекорд по метанию копья был поставлен им, солнечным днем Рут его поздравила с новым рекордом — тогда ему принадлежали только ее рука и мозг, он еще не обладал ее телом.

Человек обитает в скелете из костей, охраняющем его дух, природа дала ему десять пальцев на руках и десять пальцев на ногах. И маленького отверстия, чуть побольше игольного ушка, оказалось достаточно, чтобы жизнь покинула Маниньо. Хрупкий стебелек цветка, маленький кролик на изумрудно-зеленом поле. И все же нет такой силы, что приручила бы его. «Вы можете его убить, но никогда не сможете сломить» — цитирую по памяти.