Избранные произведения. Том 2 - [29]

(так как познание действия через причину есть не что иное, как

познание какого-нибудь свойства причины), чем более мы познаем

естественные вещи, тем совершеннее познаем сущность бога (которая

составляет причину всего). И поэтому все наше познание, т.е. высшее

наше благо, не только зависит от познания бога, но в нем всецело и

состоит. Это следует также из того, что человек, смотря по природе и

совершенству вещи, которую он любит предпочтительно перед

остальными, становится тем совершеннее, и наоборот; стало быть, тот

необходимо наиболее совершенен и наиболее всего причастен

высшему блаженству, кто любит больше всего разумное знание о

боге, существе, действительно самом совершенном, и испытывает от

этого знания высшее удовольствие. Вот к чему, таким образом, сводится наше высшее благо и наше блаженство, именно: к познанию

бога и любви к нему. Следовательно, средства, которых требует эта

цель всех человеческих действий, т.е. сам бог, поскольку у нас есть

идея о нем, могут быть названы повелителями божьими, потому что

они предписываются нам как бы самим богом, поскольку он

существует в нашей душе; и потому образ жизни, ведущей к этой

цели, весьма хорошо называют законом божьим. Но каковы эти

средства и каков образ жизни, которого эта цель требует, и каким

образом из него вытекают основы наилучшего государства и образа

жизни среди людей, — все это относится к всеобщей этике. Здесь я

буду рассуждать о божественном законе только вообще.

И

так, поскольку любовь к богу есть высшее счастье и блаженство для

человека, последний конец и цель всех человеческих действий, то

отсюда следует, что только тот следует божественному закону, кто

старается любить бога не из боязни наказания и не из любви к другой

вещи, например удовольствиям, славе и пр., но только потому, что он

знает бога или что он знает, что познание бога и любовь к нему есть

высшее благо. Итак, суть божественного закона и его главное правило

заключаются в том, чтобы любить бога как высшее благо, именно, как

мы уже сказали, не из страха перед каким-либо взысканием и

65

65

наказанием и не из любви к другой вещи, которой мы желаем

наслаждаться: идея о боге говорит ведь о том, что бог есть высшее

наше благо или что познание бога и любовь к нему есть последняя

цель, к которой должны направляться все наши действия. Однако

плотский человек (homo carnalis) не может понять этого, — ему

кажется это нестоящим, потому, что он обладает слишком скудным

познанием о боге, а также и потому, что он в этом высшем благе не

находит ничего, что можно было бы осязать, съесть или, наконец, что

могло бы вызвать плотские удовольствия, которыми он больше всего

наслаждается, — не может потому, собственно, что это благо состоит

только в размышлении и чистой мысли. Но, кто знает, что у него нет

ничего лучше разума и здорового духа, тот, без сомненья, сочтет это

благо самым существенным.

И

так, мы объяснили, в чем главным образом состоит божественный

закон и каковы суть человеческие законы; сюда относятся все те, которые намечают какую-нибудь цель, если только не были освящены

вследствие откровения, ибо в таком аспекте вещи также относятся к

богу (как выше мы показали), и в этом смысле Моисеев закон, хотя он

был и не всеобщий, но в высшей степени приноровленный к

характеру одного народа и специально к его сохранению, может, однако, быть назван законом бога, или божественным законом, так как

мы верим, что он был освящен пророческим светом. Если мы теперь

обратим внимание на природу естественного божественного залом, как мы его сейчас объяснили, то увидим: 1) что он универсален, или

общ всем людям: его ведь мы вывели из природы человека вообще; 2) что он не нуждается в вере в исторические рассказы, каковы бы в

конце концов они ни были, ибо коль скоро этот естественный

божественный закон уразумевается только из анализа человеческой

природы, то несомненно, что мы можем усмотреть его как в Адаме, так и во всяком другом человеке, как в человеке, живущем среди

людей, так и в человеке, ведущем уединенную жизнь. И вера в

исторические рассказы, как бы она сильна ни была, не может нам дать

познания о боге, а также, следовательно, и любви к нему. Любовь к

богу возникает ведь из познания о нем; познание же о нем должно

почерпаться из общих понятий, которые достоверны и известны сами

по себе. Поэтому далеко от истины [утверждение], что вера в

исторические рассказы есть необ-

66

66

ходимое требование для достижения высшего нашего блага. Но хотя

вера в исторические рассказы не может дать нам познание о боге и

любви к нему, однако мы не отрицаем, что чтение их весьма полезно в

отношении гражданской жизни; ведь, чем более мы будем наблюдать

и лучше знать нравы и положение людей, познаваемые лучше всего из