Избранные произведения. Том 2 - [28]

зависит от мощи человеческой души, с тем ограничением, что

последняя, поскольку она познает вещи с точки зрения истинного и

ложного, может быть тем не менее весьма ясно понимаема и без этих

законов, но не без необходимого закона, как мы его сейчас

определили. 2. Я сказал, что эти законы зависят от соизволения людей

еще и потому, что мы должны определять и объяснять вещи

посредством ближайших их причин и пресловутое общее рассуждение

о судьбе и связи причин меньше всего может послужить нам для

образования и упорядочения наших мыслей об отдельных вещах.

Прибавьте еще, что мы совершенно не знаем самого распределения и

связи вещей, т.е. не знаем, каким образом вещи распределены и

связаны в действительности; поэтому для житейской практики (ad usum vitae) лучше, даже необходимо, рассматривать вещи как

возможные. [Это все, что я хотел сказать] о законе, рассматриваемом

абсолютно.

Н

о слово «закон» прилагается, по-видимому, в переносном смысле к

естественным вещам, и под законом обыкновенно понимается не что

иное, как распоряжение, которое люди могут и исполнить и

отвергнуть на том именно основании, что он сдерживает

человеческую мощь в известных пределах, за которые она стремится

перейти, и не приказывает чего-нибудь сверх сил; поэтому закон, по-

видимому, должно определить более узко, именно: что он есть образ

жизни, предписываемый человеком себе или другим ради какой-

нибудь цели. А так как истинная цель законов обыкновенно ясна

только для немногих и большинство людей почти неспособно понять

ее и живет менее всего согласуясь с разумом, то поэтому

законодатели, чтобы одинаково сдерживать всех, мудро поставили

другую цель, весьма отличную от той, которая необходимо следует из

природы законов, именно: они пообещали поборникам законов то, что

толпа (vulgus) больше всего любит, и, наоборот, пригрозили

нарушителям их тем, чего она больше всего боится; этим они

старались сдержать толпу, точно лошадь уздой, насколько это

возможно. Отсюда произошло то, что законом больше всего считали

образ жизни, предписываемый [одним]

63

63

людям повелением других, а следовательно, и то, что о

повинующихся законам говорят, что они живут под законом и служат

ему. А на самом деле, кто воздает всякому свое потому, что боится

виселицы, тот действует по принуждению, вследствие приказания

другого лица под опасением кары и не может называться

справедливым. Напротив, кто воздает всякому свое вследствие того, что знает истинное основание законов и их необходимость, тот

действует с твердостью духа и по собственному, а не по чужому

решению и потому заслуженно называется справедливым. Это же, я

думаю, и Павел имел в виду, сказав, что те, которые жили под

законом, не могли оправдаться через закон; справедливость ведь, как

она обыкновенно определяется, есть твердая и постоянная воля

признавать за каждым его право; и потому Соломон в гл. 21, ст. 15

Притчей, говорит, что справедливый радуется, когда соблюдается

справедливость, несправедливые же страшатся. Итак, коль скоро

закон есть не что иное, как образ жизни, который люди предписывают

себе или другим ради какой-нибудь цели, то поэтому закон должно, я

думаю, разделить на человеческий и божественный; под человеческим

законом я понимаю образ жизни, который служит только для

охранения жизни государства, под божественным же — тот, который

имеет целью только высшее благо, т.е. истинное познание бога и

любовь к нему. Основание, почему я называю этот закон

божественным, кроется в природе высшего блага, которую я здесь

вкратце и насколько смогу ясно сейчас покажу.

Т

ак как лучшая часть в нас есть разум (intellectus), то несомненно, что, если мы действительно желаем искать пользы для себя, мы должны

больше всего стараться о совершенствовании его, насколько

возможно, ибо в его усовершенствовании должно состоять высшее

наше благо. Далее, так как все наше познание и достоверность, действительно устраняющая всякое сомнение, зависят только от

познания бога (как потому, что без бога ничто не может существовать

и быть понимаемо, так и потому, что во всем мы можем сомневаться, пока у нас нет никакой ясной и отчетливой идеи о боге), то отсюда

следует, что высшее наше благо и совершенство зависят только от

познания бога и пр. Затем, так как ничто без бога не может ни

существовать, ни быть понимаемо, то несомненно,

64

64

что все, что есть в природе, заключает в себе и выражает понятие о

боге, смотря по своей сущности и своему совершенству; и потому, чем больше мы познаем естественные вещи, тем большее и

совершеннейшее познание о боге мы приобретаем; другими словами