Избранное - [230]
Младший друг Тургенева, литературный критик П. В. Анненков, очень верно и глубоко определил те обстоятельства биографии писателя, которые дали повод некоторым его современникам и не слишком вдумчивым мемуаристам, как и позднейшим истолкователям его творчества, приписать ему приверженность культуре Запада в ущерб симпатиям к России, и даже его патриотизму. Анненков писал в своих воспоминаниях:
«Питая врожденное отвращение к насилию, получив от природы ненависть к попранию человеческих прав, Тургенев мстил господству крепостничества в нравах и понятиях тем, что объявлял себя противником, без разбора, всех коренных, так называемых основ русского быта. Он потешался над благоговейным отношением Москвы к некоторым излюбленным квази-началам русской истории»[29].
В этом несколько отвлеченно сформулированном высказывании осторожного Анненкова мне видится ссылка на уваровскую формулу официального патриотизма: «самодержавие, православие, народность», неприемлемую для Тургенева, с ранних лет постигшего ее фальшь и реакционную суть. Те, кто под вывеской любви к отечеству отстаивал существующие порядки, призывал держаться патриархального уклада, учил нерассуждающей покорности, этим преграждая путь прогрессу и просвещению, не прощали писателю его просветительской деятельности и выступлений в пользу реформ, обвиняя его в равнодушии к «истинно народным началам» и недостатке патриотизма.
Подчеркнем, что Тургенев никогда не был нерассуждающим, слепым патриотом, огульно расхваливающим свое и хулящим иноземное, не проявлял преклонения перед отсталыми формами жизни и быта своей страны. Это был прежде всего просвещенный, дальновидный патриот. Он проницательно узнавал под любой вывеской устарелое и косное, дремучее и объявлял ему бой. Тому свидетельство — жаркие споры и диспуты между охранителями и прогрессивной частью общества, какие вызвали его романы: равнодушных не оставалось. Тургенев обладал редким даром угадывать и отражать в своих произведениях едва назревавшие в общественном сознании сдвиги и перемены, предвидеть их последствия и влияние на дальнейший ход жизни.
Тургенев как-то признавался, что ему не удалось бы написать «Записок охотника», если бы он оставался в России, — надо было окинуть издали необъятную панораму жизни дореформенной деревни, вглядеться в нее на расстоянии, чтобы не застили ее мелочи, и создать обобщенную полную картину. Так художник во время работы отходит от своего холста, чтобы удостовериться — гармонично ли выписаны подробности, не нарушает ли какая-либо из них общности композиции.
Как камешки в мозаичном панно, каждый рассказ «Записок охотника», заняв в них свое место, составляет дополняющий общую картину фрагмент, подчиненный единству замысла. Небольшая книга сделалась летописью крепостной деревни, отразила целый пласт народной жизни… Вспомним, что другой великий художник — Гоголь — уезжал за границу, чтобы «из прекрасного далека» лучше и зорче охватить общую картину России, не искаженную частностями и мимолетными впечатлениями: «Мертвые души» писались в Риме.
Зато свои романы, посвященные злободневным общественным явлениям, Тургенев писал в Спасском-Лутовинове. Тут он становился публицистом, и ему нужно было чувствовать вокруг себя кипение жизни, видеть своих героев, общаться с ними, дышать накаленным воздухом политических и литературных баталий, быть в гуще событий.
И в эти периоды от сетовал на обстоятельства, не позволявшие вернуться в Россию. В его письмах то и дело звучат ностальгические нотки, он как о недосягаемом счастье мечтает о родных местах. Приведу несколько относящихся к разным годам высказываний писателя: они достаточно красноречивы и в комментариях не нуждаются.
«Все, что я вижу и слышу — как-то теснее и ближе прижимает меня к России, все родное становится мне вдвойне дорого — и если бы не особенные, от меня уж точно не зависящие обстоятельства — я бы теперь же вернулся домой»[30].
«Начинаю знакомиться с новыми французами — но мало нахожу в них вкуса — и только думаю о возвращении весной в возлюбленный Мценский уезд. То-то мне будет приятно увидеть эту старую дребедень, лучше которой все-таки нет ничего на свете для нашего брата, степняка. Егорьев день, соловьи, запах соломы и березовых почек, солнце и лужи по дорогам — вот чего жаждет моя душа!»[31].
«Кто мне растолкует то отрадное чувство, которое всякий раз овладевает мною, когда я с высоты Висельной горы открываю Мценск? В этом зрелище нет ничего особенно пленительного, — а мне весело. А это и есть чувство родины»[32].
«Пишется хорошо, только живя в русской деревне. Там и воздух-то как будто «полон мыслей!»… Мысли напрашиваются сами»[33].
Тот же Анненков приводит отрывок из письма Тургенева от 22/10 июня 1859 года из Виши, в котором тот писал:
«Все французское для меня воняет»[34].
И там же читаем:
«Кстати заметить, что он был далек в это время (1859 год. — О. В.) от поклонения гению Франции и, напротив, не признавал за ним и тех заслуг, какие оказывали европейской цивилизации ее лучшие умы».
Было бы ошибочно ставить большому художнику или поэту «каждое лыко в строку»: не всякому их высказыванию следует придавать значение и, тем более, делать из него обобщающие выводы. Мало ли что говорится сгоряча, в горькую минуту, в запальчивости спора, под влиянием преходящих обстоятельств! Нет, разумеется, все французское далеко не всегда «воняло» Тургеневу, как грубовато выразился в раздражении писатель: он отлично умел различить и оценить то дельное или высокое, что внесли французы в развитие культуры и искусств, в прогресс общественных форм и т. д. Но, вникая в господствующие у писателя настроения, взвешивая его высказывания и подводя итог его деятельности, мы вправе решительно отмести сомнения в том, что когда-нибудь, в любой период жизни, какие-либо привязанности или увлечения отторгали его от любви к своему народу, от сознания своего долга перед родиной. И оказавшись из-за чувства, в известном смысле рокового, привязанным на всю жизнь к знаменитой Полине Виардо — гениальной драматической актрисе, обладавшей вдобавок пленительным голосом, Тургенев, и пристраивая свою одинокую жизнь к ее очагу, переживал глубокое раздвоение: было невозможно не жить вблизи любимой женщины, между тем как русская душа влекла в родные места.
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
21 мая 1980 года исполняется 100 лет со дня рождения замечательного румынского поэта, прозаика, публициста Тудора Аргези. По решению ЮНЕСКО эта дата будет широко отмечена. Писатель Феодосий Видрашку знакомит читателя с жизнью и творчеством славного сына Румынии.
В этой книге рассказывается о жизни и деятельности виднейшего борца за свободную демократическую Румынию доктора Петру Грозы. Крупный помещик, владелец огромного состояния, широко образованный человек, доктор Петру Гроза в зрелом возрасте порывает с реакционным режимом буржуазной Румынии, отказывается от своего богатства и возглавляет крупнейшую крестьянскую организацию «Фронт земледельцев». В тесном союзе с коммунистами он боролся против фашистского режима в Румынии, возглавил первое в истории страны демократическое правительство.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лина Кавальери (1874-1944) – божественная итальянка, каноническая красавица и блистательная оперная певица, знаменитая звезда Прекрасной эпохи, ее называли «самой красивой женщиной в мире». Книга состоит из двух частей. Первая часть – это мемуары оперной дивы, где она попыталась рассказать «правду о себе». Во второй части собраны старинные рецепты натуральных средств по уходу за внешностью, которые она использовала в своем парижском салоне красоты, и ее простые, безопасные и эффективные рекомендации по сохранению молодости и привлекательности. На русском языке издается впервые. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В этой книге рассказано о некоторых первых агентах «Искры», их жизни и деятельности до той поры, пока газетой руководил В. И. Ленин. После выхода № 52 «Искра» перестала быть ленинской, ею завладели меньшевики. Твердые искровцы-ленинцы сложили с себя полномочия агентов. Им стало не по пути с оппортунистической газетой. Они остались верными до конца идеям ленинской «Искры».