Избранное - [124]
Как-то, когда я вечером возвращался из деревни от Насти, меня подкараулил отец ее.
— Вот что, друг, — с грубоватым смешком сказал он мне, — моей Насте замуж пора. А с тобой она только ославится — не дети, чай, пора за ум браться. Не пара ты ей, как хочешь: хоть и не барин больше, но и не мужик. Жизнь твоя теперь мудреная. Не обессудь, а дорожку к ней считай себе заказанной.
На следующий день Настя тайком прибежала ко мне — отец велел ей готовиться к отъезду. Горькие слезы ее лишь растравляли мое отчаяние. Мы были бессильны отвратить навалившееся на нас несчастье. Нам надо было вместе бежать, но куда? И на какие средства? У меня только и имущества, что английское ружье, подаренное отцом к шестнадцатилетию, да и оно уже послужило… Я беспомощно гладил ее теплую головку. Мы были уверены, что выхода для нас нет. Более полувека назад выглядели неразрешимыми вопросы, над какими сейчас и не задумался бы. Кто теперь в моем положении поколебался бы завербоваться на дальнюю стройку и укатить с любимой, нимало не тяготясь несогласием «предков»?!
Это оказалось последним нашим свиданием. Через день Настю увезли за сорок верст в деревню к тетке. И я вдруг увидел, как пусто разоренное Давыдово. Голые стены дома глянули на меня холодно и отчужденно…
6
…— Вы невозможны, мой друг. Снова просите взаймы… Давно ли вы продали табакерку?
— Деньги существуют, чтобы их тратить, милая Натали, это сказано еще у Маркса, если не ошибаюсь… А потом впереди всеобщая кувырк-коллегия… Чего ради скопидомничать? И да здравствует этот самый пир во время чумы, как говорится… у кого бишь?
Пожурив меня за легкомыслие и мотовство, Наталья Сергеевна выдает мне все же сколько-то денег. Я, осчастливленный, исчезаю.
По вечерам в длинную, тесно заставленную мебелью комнату, где приютились Наталья и Анна Сергеевна, сестры-девицы из соседней с Давыдовом усадьбы, перебравшиеся в Москву с уцелевшими «остатками крушения» — шкатулкой с фамильными драгоценностями и столовым серебром, — в эту комнату, прозванную «гарсоньеркой», приходят друзья: молодежь, по большей части отпрыски выставленных из усадеб родителей. Тут — складчина, непринужденная болтовня, выступления доморощенных талантов, а иногда и настоящих цыган, флирт за чаем, разлитым в музейные чашки, или за рюмкой вина, смесь богемных нравов с поврежденными старорежимными манерами.
Гости — все народ недоучившийся. Но это никого особенно не тревожит, потому что задумываться над будущим не принято, как считается дурным тоном жаловаться на обнищание, интересоваться серьезными материями и замечать поношенную одежду. В ходу крылатое изречение Людовика XV: «После меня хоть потоп!», элегически сентиментальные воспоминания о венценосцах, сожаления об утраченной «красоте» жизни. Само собой, изгнаны всякие политические суждения и прогнозы: «Мы лояльны, мы все очень лояльны!»
Живут эти приятнейшие люди, спуская все, что осталось и котируется из наследия предков, случайными заработками, мечтают попасть переводчиками к иностранцам. Главным образом из-за посылок «АРА»[12] с какао и шоколадом, заграничных отрезов и башмаков, но отчасти и потому, что это сообразуется с духом горделивого и независимого лозунга не работать «avec les bolcheviks». Правда, на эту тему в стенах гарсоньерки — молчок! Но про себя кое-кто еще тешится своей «принципиальностью».
Однако жить зажмуриваясь, эстетствуя и отгораживаясь от действительности, играть в золотую молодежь становится все труднее — реальность перемен и времени берут свое. Кое-кто уже пристроился у большевиков, втягивается в нормальную жизнь после встряски, выбившей на много лет из колеи. Те, кто еще не у дел, хотели бы сделаться совслужащими или студентами с перспективами и обеспеченным будущим, но боятся: «Ах, ах, надо заполнять анкеты, а у меня тетка фрейлина…»
— Я вас уверяю, мой друг, что чувствую, какое это наслаждение — преподавать тем, кто хочет учиться, стремится знать… Я просто с увлечением готовлюсь к лекциям.
— Непостижимо, Натали, как вас там терпят? Что ни говорите, Институт красной профессуры! Узнав ваше прошлое…
— Полноте, они его прекрасно знают! Не преувеличивайте свой удельный вес, mon ami. Все мы, в сущности, — нули и мелочь со всем нашим прошлым. Ни вы, ни я — не члены царствовавшего дома, не белые каратели и даже не министры Керенского, не правда ли? Я чувствую к себе доверие, особенно довольна тем, что не на побегушках у неотесанных иностранных коммивояжеров и надутых дипломатов. Тут свои и, кстати, очень способные и искренние люди…
— Вас уже распропагандировали…
У меня вырывается жест досады. Я и сам чувствую, что не в ладу с собой и своей жизнью. Мне давно претит собственное несерьезное отношение к ней. Эти дурацкие полтора месяца ношения юнкерских погонов — всю жизнь буду сожалеть об этой глупости! Нашел кого защищать: эгоистов-краснобаев, визжавших от страха за свои сейфы. Очень они были нужны России! Теперь мне все пути закрыты: «А-а, бывший юнкер, доброволец! А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!»
— Нет, Натали, je suis un[13] конченый человек… В этом роде, по-моему, говорил незабвенный Степан Трофимович Достоевского… Вот и остается мне, как ему, осанисто козырять с червей. Беда моя в другом: от старого берега отстал — изверился в него и презираю, к новому не пристал — не постигаю, боюсь. Вот и болтаюсь — ни то ни се…
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.