Избранное - [123]
Как ни привык я к тощим харчам и вечной готовности поесть, скудость обихода наших деревенских соседей, к которым я приехал, привела меня в уныние. И не столько поразили меня подсушенные и скопленные картофельные очистки и отруби, как развившееся дрожание над мизерным пайком, постыдная мелочность, приводившая к семейным ссорам и попрекам из-за недоданной ложки жиденькой пресной размазни. Тщательно завязывались и убирались специально сшитые мешочки для крошек или доставшейся где-то горсти сорного зерна. Злобились и замыкались в себе. Чтобы приняться за пустой отвар из листьев смородины, ждали ухода гостя.
Я приехал в Петроград возобновить учение. Остановился я у нашего соседа по имению, в прошлом крупного петербургского чиновника, приходившегося мне троюродным дядей по матери. Он занимал с молодой женой квартиру, где было множество ненужных комнат, заставленных старинными мебелями, затхлых и пыльных. Под жизнь приспособили прежний кабинет с обширным министерским столом, на одном краю которого в величайшем беспорядке стояла кухонная утварь и посуда, а на другом лежали стопки дровишек, аккуратно напиленных из ящиков, табуретов и полок стенных шкафов. Возле стояла на полу железная печурка, мятая, без конфорок, с трубой, кое-как выведенной в форточку. На всем — отпечаток неумелости, бивака, без заботы устроиться удобнее и красивее. Лишь бы тянуть как-нибудь осточертевшие дни, которым должен же, как всякому наваждению, прийти конец…
Дядя мой никогда не был богат и даже постоянно нуждался в деньгах из-за привычки покучивать и жить широко. Сейчас же… Боже мой, я предпочитал ходить голодным, сославшись на мифический обед в студенческой столовой, чем садиться за его стол! Чувство это поселилось во мне сразу, в день приезда.
Стал я выкладывать привезенный из дома немудрый деревенский гостинец. Не в силах удержаться, дядя едва не выхватывал из моих рук свертки и банки.
— Как, сухари? Говоришь — ржаные? Их… их лучше пока прибрать. Что, мед? Настоящий? Ну это… это, батенька мой… Нет, этакое надо на запор, а то, пожалуй, накинетесь… И сразу… Да и прислала твоя мать все это мне!
Не тронули его и не умилили, — его, страстного охотника и рыболова! — ни соленые щуки и окуни, ни подкопченные тетерева, выловленные и настрелянные на его родине! Он все брал, цепко и торопливо, убирал, суетился… С одной заботой — понадежнее припрятать, чтобы ни с кем по возможности этим всем не делиться… Он, как я вскоре убедился, обделял и жену.
— Ты, Надя, никак, хочешь положить ему всю кашу? — нервно замечал он, вымученно улыбаясь, понимая при этом всю низость своих чувств. Но вынести, что жена его, отскребая присохшие корки со дна кастрюли, собралась часть их положить мне, был он не в силах.
Когда не стало моих запасов, вернее, когда дядя не счел более возможным уделять из них мне, слышать его ворчливо брошенное в мою сторону: «Садись, что ли, с нами. Хотя, какие уж тут угощения…» — сделалось вовсе невыносимым.
Я подыскал было себе квартиру, в то время в Петрограде пустовали целые дома, брошенные квартирантами. Но надобность в переезде отпала сама собой. В университете началась чистка. Меня из числа студентов исключили.
…Дни и месяцы шли, складывались в годы. Всякий год с наступлением весны прекращалась работа на мельнице, и я целиком обращался к крестьянским делам — пахал, возил навоз, потом косил траву, убирал хлеб. И все лето ремонтировалась плотина, на мельнице вводились всякие усовершенствования — заботы о ней были на первом месте. Мельница сделалась главным источником существования. Казалось, что жизнь и вправду сложится вокруг нее. Я строил планы: стану образцовым хозяином, буду охотиться и, конечно, женюсь на Насте. Порой странно было представить себе будущую жизнь, устроенную на крестьянский лад. Но с другой стороны, на что теперь образование и книги, иностранные языки, городская культура, когда важнее всего откормить поросенка да запасти сено для скота?
Знал я одного давнего знакомого родителей — человека состоятельного и родовитого, некогда женившегося на крестьянке. Увез он свою Матрену на три года во Францию и вернулся с супругой, отлично умевшей принимать гостей и достойно держаться в обществе. Теперь же все куда проще: я научился ловко обматывать ноги онучами и красиво перекрещивать оборы кожаных «цыбиков», чувствуя себя непринужденно в избе за праздничной застолицей; меня не смутят разладившаяся коса или ослабевшие гужи у хомута…
И все-таки на самом дне души точит сомнение: жизнь не вернется к прежнему укладу — это бесспорно. Но и в новом что-то все же смахивает на ряжение — без перемен не обойдется. Порой смутно глодала неудовлетворенность и осточертевал каждодневный круг обязанностей. Но я не хотел признаваться в этом и сказать себе, что сел я все-таки не в свои сани…
Быть может, я еще долго продолжал бы жить, со дня на день откладывая окончательное решение, если бы не крутые обстоятельства, резко изменившие мою жизнь. Уездные власти, вдруг спохватившись, что в уезде на четвертом году революции проживает помещичья семья, постановили передать крестьянам все оставленные нашей артели земли Давыдова. И этим положили конец призрачному усадебному существованию. Семья навсегда отсюда выехала и перебралась в Петроград. Мельницу взял в свои руки упродком и тотчас поставил своего заведующего. Мне предложили остаться рабочим. И я, пожалуй, уцепился бы за эту возможность продолжать деревенскую жизнь подле любимой девушки. Но меня и тут подстерегло крушение.
Олег Васильевич Волков — русский писатель, потомок старинного дворянского рода, проведший почти три десятилетия в сталинских лагерях по сфабрикованным обвинениям. В своей книге воспоминаний «Погружение во тьму» он рассказал о невыносимых условиях, в которых приходилось выживать, о судьбах людей, сгинувших в ГУЛАГе.Книга «Погружение во тьму» была удостоена Государственной премии Российской Федерации, Пушкинской премии Фонда Альфреда Тепфера и других наград.
Рассказы Олега Волкова о Москве – монолог человека, влюбленного в свой город, в его историю, в людей, которые создавали славу столице. Замоскворечье, Мясницкая, Пречистинка, Басманные улицы, ансамбли архитектора О.И. Бове, Красная Пресня… – в книге известного писателя XX века, в чьей биографии соединилась полярность эпох от России при Николае II, лихолетий революций и войн до социалистической стабильности и «перестройки», архитектура и история переплетены с судьбами царей и купцов, знаменитых дворянских фамилий и простых смертных… Иллюстрированное замечательными работами художников и редкими фотографиями, это издание станет подарком для всех, кому дорога история Москвы и Отечества.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Валерий Тарсис — литературный критик, писатель и переводчик. В 1960-м году он переслал английскому издателю рукопись «Сказание о синей мухе», в которой едко критиковалась жизнь в хрущевской России. Этот текст вышел в октябре 1962 года. В августе 1962 года Тарсис был арестован и помещен в московскую психиатрическую больницу имени Кащенко. «Палата № 7» представляет собой отчет о том, что происходило в «лечебнице для душевнобольных».
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.
В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.